Федор Раззаков - Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят

«Входим. Сидит такой маленький человек с коротенькими ножками и большой-большой головой. И с лицом «северных народов». Молча слушает, что мой спутник журчит про благородного, но безденежного режиссера. Молча берет «дипломат» — типа сейфа с кодовыми замками. Молча открывает. У меня в голове эдакое столпотворение, неужели, думаю, сейчас пачки денег начнет вынимать?! Прямо вот так, из чемодана — и мне?! «Дипломат» оказывается битком набит… водкой. Достает бутылку, открывает, наливает стакан. До краев! И все так же молча протягивает мне. Я в полной растерянности, — может, у них ритуал? — пью. Затем протягивает кусочек сахара — закусь. Похрустел я этим сахаром — и вообще уже ничего не соображаю, а человечек делает — опять же все молча! — жест ручкой: мол, все, я вас больше не задерживаю. Иду по коридору, состояние препакостнейшее, водка-то теплая… да еще и с сахаром… Меня мутит, мотает, а приятель мой только руками разводит: ну, мол, не повезло на этот раз…»

Еще один «облом» случился у Германа в начале 1997 года. На сей раз режиссера «кинули» телевизионщики с НТВ. Правда, в немалой степени на такое развитие событий влияние оказал сам Герман. А получилось все следующим образом.

В 1996 году устроители Выборгского кинофестиваля попросили Германа показать хотя бы тридцатиминутный отрывок из фильма «Хрусталев» (всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на то, что же снимает легендарный режиссер). Герман согласился, рассчитывая, что если материал понравится, то устроители отблагодарят его «натурой» — может, пленку презентуют позитивную, может, еще что-нибудь необходимое для съемок. И его действительно наградили, но совершенно другим — премией компании НТВ в 30 тысяч долларов. Герман поначалу обрадовался, но, приехав в Москву, заявился на НТВ, а там ему сказали, что такой статьи расходов, как «приз», у них нет. Но режиссеру предложили выкупить у него право очередного показа «Хрусталева» на ТВ (права первого показа фильма принадлежали французской стороне и РТР). Герман согласился. Но ничего не вышло. Вскоре в Санкт-Петербурге состоялись выборы мэра города, которые выиграл Владимир Яковлев. А Герман поддерживал своего хорошего приятеля Анатолия Собчака (они соседи по даче). Между тем по НТВ были оглашены итоги выборов и было заявлено, что вся интеллигенция поддержала Яковлева. Герман этим заявлением возмутился и выступил с гневной отповедью по адресу энтэвэшников — мол, почти 800 тысяч петербуржцев, в том числе и он, голосовали за Собчака. Энтэвэшники обиделись и заявили, что никаких дел с Германом иметь не желают. Вот так Герман «пролетел» с деньгами еще один раз.

Злосчастного «Хрусталева» Герман снимал без малого семь (!) лет. За это время многое изменилось, в том числе и в жизни самого режиссера. Умерла его мама. Весной 1997 года он продал роскошную отцовскую квартиру в Питере и на вырученные деньги купил сразу две жилплощади: двухкомнатную квартиру в мансарде на Кронверкской (напротив «Ленфильма») и квартиру в Москве, на Таганке.

А. Герман рассказывает: «Ленинградские власти меня никогда не любили. И нынешнему губернатору Яковлеву не за что меня обожать. Я не скрывал и не скрываю, что летом 96-го голосовал не за него, а за Собчака. А тот мне, еще будучи у власти, давал кредит на производство «Хрусталева». Французы-то несут лишь часть расходов. И вот как только пришел Яковлев, кредит у меня отобрали: просрочил, мол, и до свидания. Но изза таких трений я бы город не бросил. Питер — очень красивое место. Хотя и безумно запущенное. Идея, что он опять сможет стать культурным центром России, — это, в сущности, бред. Но и это не главная причина моего отъезда. Просто вот что получилось: отец мой умер уже давно, потом умерла мама, потом сын уехал в Москву, учиться (Алексей Герман учится во ВГИКе. — Ф. Р.), жена и мой постоянный соавтор Светлана Кармалита давно уже жила в основном здесь. И однажды я вдруг понял: в огромной квартире отца на Марсовом поле я обитаю все время в одной комнате, а в другие чуть ли уже не полгода не заходил. И стало ясно: так больше нельзя».

В самом конце того же года Герман наконец завершил работу над многострадальным «Хрусталевым». В мае следующего года фильм был включен в конкурсный показ Каннского кинофестиваля. И там провалился. Чтобы реально представить себе те события, стоит обратиться к газетам того периода.

«Сегодня», 23 мая, Ю. Гладильщиков: «Картина «Хрусталев, машину!», работу над которой режиссер Алексей Герман продолжал чуть ли не до начала этой недели, все-таки успела к сроку. На каннском пресс-показе «лома» не наблюдалось, зато публика собралась сверхкачественная: ведущие западные кинокритики и идеологи основных кинофестивалей. Чувствовалось всеобщее возбуждение. От Германа, классика европейского уровня, ожидали сенсации. Наши (журналисты, продюсеры и пр.) болели за него особенно, ведь наконец-то появился шанс победить на чемпионате мира по кино в Канне, где мы выигрывали лишь раз, еще сорок лет назад (1958 год, «Летят журавли»).

Увы, с фильма ушло две трети зала. То же самое повторилось и на официальных показах для публики в смокингах и бабочках. При этом у Германа много поклонников, которые считают, что его работу можно сравнить с творчеством Фолкнера, или Джойса (если говорить о литературе), или Шенберга (если говорить о музыке), но вся беда в том, что люди, привыкшие читать исключительно Бальзака и Толстого, а то и дешевые дамские романы, не готовы к восприятию Джойса.

Публике и впрямь сложно. Речь идет о 1953 годе, «деле врачей» и смерти Сталина. Знаменитый врач в генеральском чине (роскошная квартира, домработница, шофер) в течение одного дня проходит через все слои общества и круги ада. После внезапного ареста его прямо в тюремной машине насилуют зеки. Но до ГУЛАГа он так и не доезжает: ему возвращают и погоны, и квартиру, поскольку его помощь срочно требуется для спасения кого-то из вождей (в умирающем старике герой-генерал не сразу признает Иосифа Виссарионовича).

Однако первые полтора часа (фильм идет 2 часа 20 минут) иностранцы не понимают ничего. Герман в отличие от режиссеров из Голливуда не помогает публике объяснениями и даже не говорит, в какое именно время происходят события. Что-то типа потока сознания или бреда. Сотни персонажей, каждый из которых появляется лишь на миг и произносит странную фразу. Такие же странные полутемные комнаты и коридоры, заполненные непонятными предметами.

После просмотра, когда начинаешь анализировать увиденное, концы сходятся с концами. Жуткая сцена изнасилования и вовсе снята так, как не снимал никто и никогда: становится ясно, что Герман на голову выше большинства знаменитых режиссеров современности. Но чтобы это оценить, зрителям необходимо прилагать усилия, на которые большинство не способно…»