Федор Раззаков - Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980

По нынешним временам появление подобного компромата уже не считается событием из ряда вон выходящим. Однако для 1990 года эта статья была подобна взрыву бомбы. Еще бы: любимец публики и певец гражданско-патриотических песен в окружении мафиози! Как же он объяснил подобное? Послушаем его же слова: «Эта фотография была сделана в Сочи, в 80-м году. Но у меня профессия такая. Со мной сегодня могут сфотографироваться министры, ветераны, герои, космонавты. Завтра может подойти вор в законе. Я никогда не отказываю. Другой вопрос: участвую ли я в каких-то делах с сомнительными личностями?..

Я могу сказать, что никогда в жизни не знал о существовании Япончика. Я думал, что это тот Мишка Япончик, который жил в Одессе. И только после публикации поинтересовался, кто он… Познакомился я с ним только в 93-м, когда был в Америке. Я обедал в ресторане на Брайтоне. Приятель сказал: «Вот, за соседним столиком, сидит сам Япончик». Мне стало любопытно, я подошел к нему, познакомился. Скажу честно: с ним было интересно. По своему интеллекту он превышает многих известных людей. Япончик — неглупый человек, с очень сильным характером, наизусть знает Есенина. В отличие от меня не употребляет матерных слов. Он много рассказывал о лагере, об этой ужасной системе, ломающей людей. Потом я свел его с Вайнбергом, главным редактором «Нового русского слова», и от его рассказов тот тоже пришел в ужас. Говорит: давайте мы обо всем этом напишем…»

Однако Л. Кислинскую эти объяснения не удовлетворили и И. Кобзона в покое она так и не оставила. 28 марта 1992 года в газете «Советская Россия» она выступила со статьей под названием «Воры в законе и их покровители», в которой вновь связала имя популярного певца с мафией. И наконец, 3 декабря того же года в той же газете поместила еще одну статью, в которой назвала И. Кобзона одним из инициаторов досрочного освобождения из тюрьмы пресловутого Япончика. Но певец пропустил обе публикации мимо ушей или сделал вид, что не услышал.

Интересно на этот счет послушать мнение людей, которые давно знают Кобзона. Вот что говорит Т. Герзон: «Это вранье. Жизнью своей клянусь. Я знаю Кобзона с 14 лет. Помню его, когда он еще уголь грузил. Про Кобзона я могу сказать что угодно: он неблагодарный, он бабник, он мотовщик… Но он не мафиози. Его травят, и я знаю, кто этим занимается… Я так говорю не потому, что Кобзон — мой большой ребенок и я готова защищать его назло всем и вся. Наоборот, в последнее время он ко мне даже не заходит, не заезжает. Я изредка слышу его голос по телефону. Да и вообще он никогда не был особенно благодарным».

В 1993 году Кобзон решил заняться фармацевтикой и совместно с гражданином Израиля Шабтаем Калмановичем (в 1988–1993 годах тот отбывал наказание в израильской тюрьме sa шпионаж в пользу СССР) создал акционерное общество «Лиат-Натали». Название объяснялось просто: Лиат — имя дочери Шабтая, Натали — имя дочери Кобзона. Вскоре под маркой этого АО в Москве и на юге России была открыта сеть аптек. Чуть позже эти аптеки самым странным образом проклюнутся в широкой кампании против И. Кобзона.

В период октябрьских событий 93-го Кобзон, по его же слонам, чтобы избежать кровопролития, пытался быть посредником между засевшими в «Белом доме» парламентариями и президентом. Для этого он четырежды побывал в «Белом доме», где беседовал с Руцким и Хасбулатовым. Но миротворца из него так и не получилось. А походы его в «Белый дом» были истолкованы президентским окружением как предательство. Видимо, именно тогда между Б. Ельциным и Кобзоном впервые пробежала черная кошка. И вскоре на певца начался серьезный «накат».

Начался он в апреле 1994 года, сразу после того, как в Москве был застрелен снайпером Отари Квантришвили. И. Кобзон вспоминает: «Известия» напечатали, будто бы я появился на месте убийства, вышел из машины, осмотрелся и уехал. Но меня тогда в Москве не было. Я был в Лос-Анджелесе и должен был лететь в Денвер. В 9 утра надо было покинуть гостиницу, пришли друзья, стали торопить: «Ты опоздаешь на самолет». Но словно какая-то сила не давала мне уйти. Ровно в полдесятого зазвонил телефон, и моя жена, рыдая, сообщила о гибели Отари. Они очень дружили. Я тут же прервал гастроли, вылетел в Нью-Йорк, а оттуда в Москву…

Я знаю, кто убил Отари. И поэтому, когда мне позвонила Ольга Леонтьева из прокуратуры и пригласила на беседу, я сказал: «Мне не о чем с вами разговаривать, потому что вы занимаетесь пустым делом. Вас заставляют создавать видимость расследования, но я знаю, что это был приговор». Я написал отказ от дачи каких-либо показаний. Приходили из МУРа. Я тоже отказался беседовать. «Почему?» — спросил меня сотрудник МУРа. «Потому что это ваших рук дело, — ответил я. — Не ваших лично, но правоохранительных органов». Ни одна мафия никогда бы не устранила Отари Витальевича… Те же «Известия» напечатали, что, по сообщениям из милицейских источников, следующей жертвой буду я.

Когда я вернулся в Москву, мне были звонки, анонимные угрозы физической расправы. Я даже знаю фамилию киллера, которому было заказано мое убийство. Его фамилия — Беляев. Это офицер. Но я не знаю точно, где он служит. Мне сообщили об этом структуры, которые охраняют одного моего друга, очень высокого по должности. Предлагали помощь. Я очень благодарен Борису Всеволодовичу Громову (с ним Кобзон познакомился в Афганистане в апреле 1980 года. — Ф. Р.), который написал письма Ерину, Степашину и Барсукову и, не дожидаясь их решения, обратился к афганцам, и они выставили свою охрану.

После этого мы перешли на профессиональную охрану, которая готова дать отпор любому.

Позднее мне сообщили из официальных источников, что я веду себя правильно и посему могу успокоиться: напряженность снята…»

Однако до окончательного снятия напряженности тогда было еще далеко.

В сентябре 1994 года Л. Кислинская подала на певца в суд за то, что в интервью газете «Совершенно секретно» он заявил: «Эта девица ведет достаточно свободный образ жизни, пьет, курит, и у нее хорошо сочетаются две древнейшие профессии». Отмечу, что эта тяжба продлится девять месяцев и в конце концов завершится победой журналистки: Кобзона обяжут заплатить ей штраф и принести публичные извинения.

Но это были еще не все неприятности, свалившиеся на голову певца. Вскоре начались систематические проверки его АО «Московит», когда ревизоры заявлялись в его бухгалтерию по 5–6 раз в месяц. Но ничего противозаконного найти им так и не удалось.

В том же 1994 году певца внезапно вызвал к себе один высокопоставленный генерал. Когда Кобзон зашел в его кабинет, генерал приложил палец к губам и начал изъясняться на бумаге. Артист понял, что поступить подобным образом хозяина кабинета подвигло только одно: их прослушивали. Что же узнал певец от того генерала? А узнал он много занятного о себе. Например, генерал передал ему. в коридоре досье, в котором говорилось: «Кобзон И. Д., 1937 года рождения, еврей, в настоящее время глава двух АО — «Московит» и «Лиат-Натали», содержит шесть игорных домов, занимается контрабандой антиквариата, драгоценных камней, оружия и наркотиков. Под прикрытием аптек занимается наркобизнесом. Постоянно общается с агентами ЦРУ и Моссада. Имеет большое количество недвижимости за рубежом. Пособник мафиозных структур и их идейный вдохновитель…»