Олег Смыслов - Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа

На какой почве установилась между ними такая близость, Жуков мне не говорил, но мне кажется, что Жукову выгодно иметь у себя такого человека, как Серов, который занимает большое положение в Министерстве Внутренних Дел.

Я тоже находился в дружеских отношениях с Серовым, и мы навещали друг друга.

Когда я был снят Сталиным с должности командующего ВВС, Серов говорил мне о том, чтобы я пошел к Маленкову и просил у него защиты. Во время моего пребывания в Германии Серов содействовал мне в приобретении вещей.

Касаясь своих преступлений, я вынужден признать, что после отстранения меня от работы в ВВС я был очень обижен и высказывал в кругу своих близких несогласие с таким решением Сталина, хотя внешне при людях я лукавил душой и говорил, что со мной поступили правильно, что я это заслужил.

Так, вскоре после состоявшегося обо мне решения, я в беседе со своей женой и ее братом Владимиром говорил, что причина моего снятия заключается не в плохой моей работе, а в том, что на меня наговорили. При этом я всячески поносил и клеветал на Верховного Главнокомандующего и его семью. Я также заявлял, что Сталин несправедливо отнесся ко мне.

Когда мне стало известно об аресте Шахурина, Репина и других, я был возмущен этим и заявил в кругу своих родственников, что поскольку аресты этих лиц произведены с ведома Сталина, то просить защиты не у кого.

Вражеские разговоры я в апреле 1946 г. вел со своей бывшей женой Веледеевой М.М., которая проездом останавливалась в Москве. В беседе с Веледеевой я говорил, что Сталин необъективно подошел ко мне, и возводил на него злобную клевету.

В разговоре с моей теперешней женой Елизаветой Федоровной и Веледеевой я обвинял правительство и лично Сталина в том, что они не оценивают заслуг людей и, несмотря ни на что, изгоняют их и даже сажают в тюрьму.

Повторяю, что несмотря на высокое положение, которое я занимал и авторитет, созданный мне Верховным Главнокомандующим, я все же всегда чувствовал себя пришибленным. Это длится у меня еще с давних времен.

Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной и до 1932 г. я все это скрывал от партии и командования.

Когда же я столкнулся с Жуковым и он умело привязал меня к себе, то это мне понравилось, и я увидел в нем опору.

Такая связь с Жуковым сблизила нас настолько, что в беседах с ним один на один мы вели политически вредные разговоры, о чем я и раскаиваюсь теперь перед Вами.

Признаюсь Вам, что я оказался в полном смысле трусом, хотя и занимал большое положение и был главным маршалом.

У меня никогда не хватало мужества рассказать Вам о всех безобразиях, которые по моей вине творились в ВВС и о всем том, что я изложил в настоящем заявлении.

Несколько слов об этом документе. Прямо скажем, работа не совсем тонкая, и все же именно такая работа устраивала вождя. Главное — это достижение поставленной цели. «Испокон веков» в следчасти карательного ведомства следователи подразделялись на «забойщиков» и «писателей». То есть одни умели только допрашивать, а другие только писать. В результате неграмотные в сочетании с грамотными и делали государственное дело вполне успешно.

Один, который «забойщик», — орудовал кулаками и резиновой дубинкой, а другой, «грамотный», просто оформлял протоколы допросов. Обычно составлялись «обобщенные» протоколы. «Забойщик» в поте лица выбивал признания и шел к «писателю», который оформлял протокол, передавая эмоции, демонстрируя интеллект и литературное мастерство. Не иначе как «французская борьба по-Лубянски».

По «Авиаделу» было то же самое. Так, заместитель начальника секретариата МГБ полковник Броверман сообщил следствию: «Ранее я уже показал о себе, что в 1946 г. был втянут в гнусное преступление, связанное с фальсификацией заявлений некоторых арестованных работников авиационной промышленности и ВВС СА.

Показания арестованных на допросах не фиксировались и ими же не подписывались, а справки следователей с показаниями арестованных не проверялись и могли являться юридическими документами.

Материал перед посылкой адресату Сталину — подвергался корректировке в секретариате Абакумова в соответствии с его указаниями».

Таким образом, заявление маршал Новиков не писал даже под пытками. Но он его подписал буквально через неделю изнуряющих допросов.

При этом, несмотря на то, что автор или авторы остались неизвестными, основные факты, изложенные в этом сочинении, были получены следователями в ходе допросов и частично в результате обыкновенной прослушки.

Судите сами, ведь не могли же на Лубянке из пальца высосать столь обильный фактический материал.

Слова Жукова и Новикова лишь подредактировали, правда, как-то не очень красиво с литературной точки зрения. Само по себе заявление больше всего напоминает добровольный донос подследственного, чем письмо главного маршала авиации.

Но, видимо, вся суть в Лубянском юморе.

Примечательно, что заявление отпечатали в трех экземплярах. Один для Сталина, второй для Секретариата Главного управления СМЕРШ, а третий, без адресата, Абакумов забрал себе. А ведь копия шла под грифом «Совершенно секретно».

Но самое главное заключается в том, что это заявление начинало некую шахматную партию, в которой «мат» должен был быть поставлен Берии. Почему? Потому что дискредитация Жукова осуществлялась по правилам игры вождя, а вот удары по Маленкову и Серову наносил уже сам Виктор Семенович. Причем по Маленкову с ведома Сталина, а по Серову, так сказать, по личной инициативе. Генерал-полковник Серов не мог быть другом Жукова и при этом не был человеком Берии. Хотя все же к Берии был несколько ближе. Впрочем, и этого было достаточно.

Но Виктор Семенович настолько его ненавидел, что приписал ему мнимую связь с Жуковым, забивая его до смерти весомыми политическими обвинениями.

По воспоминаниям П.А. Судоплатова, «когда Абакумова в 1946 г. назначили вместо Меркулова министром госбезопасности, он не был близок к Берии. Напротив, Сталин дал Абакумову указание собрать компромат на всех, в чьих руках была власть, в том числе на Берию. Абакумов смог доказать, что Маленков прекрасно знал о сокрытии неполадок в авиапромышленности».

В общем, 8 мая 1946 г. пятитомное «Дело авиаторов» поступило председателю Военной коллегии Верховного Суда СССР генерал-полковнику юстиции Ульриху В.В.

Обвинительное заключение по этому делу, утвержденное начальником Главного управления контрразведки СМЕРШ генерал-полковником Абакумовым и исполняющим обязанности Главного военного прокурора генерал-майором юстиции Чепцовым A.A., в тот же день было внесено на рассмотрение подготовительного заседания этой коллегии. 10 мая 46-го Военная коллегия Верховного Суда СССР начала рассматривать дело в закрытом судебном заседании без участия представителей государственного обвинения и защиты, без вызова свидетелей. В общем, как обычно это делалось в те времена. А 11 мая был вынесен обвинительный приговор. Военная коллегия признала, что в системе Наркомата авиапромышленности и Военно-воздушных сил Советской Армии существовала антигосударственная практика, приводившая к тому, что на протяжении войны и в последний период народным комиссариатом авиационной промышленности выпускались бракованные самолеты и авиамоторы, которые затем «преступным путем протаскивались на вооружение авиационных частей».