Пьер Грималь - Цмцерон

Комментаторы не раз изощрялись, стараясь найти греческие источники трактата «О дружбе». Было множество гипотез, некоторые из них выглядят весьма правдоподобно. Однако все они только доказывают, что Цицерон обладал широкой философской культурой и замысел его состоял в том, чтобы теоретически обосновать политическую практику Римской республики в эпоху ее наивысшего расцвета. Сочинение представляет собой назидание современникам и политическую программу. Дружба, какой ее видит Цицерон, какой она нередко бывала в среде римских государственных деятелей вплоть до Гракхов, была внутренне органической чертой римского общества и внешним выражением той pietas, что связывала (по крайней мере теоретически) граждан в единое целое. Дружба, говорит Цицерон, отражает состояние общества как зеркало, не помутневшее от времени.

26 июня Цицерон пишет Аттику, что начал трактат «О славе», к несчастью, утраченный. Работа завершена 3 июля, трактат, видимо, был довольно кратким. В спешке Цицерон поместил в начале его пролог, забыв, что он уже помещен в третьей книге «Учений академиков». В свое время Цицерон написал целую серию прологов, приложимых к самым разным сочинениям, свел их в одну книгу и черпал из нее каждый раз нужный текст. На этот раз память ему изменила; ошибку он обнаружил уже на корабле, который увозил его в Грецию. Тревога вскоре улеглась — Цицерон заменил пролог другим.

Сохранившиеся фрагменты, весьма краткие, показывают, что трактат был насыщен цитатами из Гомера и речь в нем шла об «эвгемеризме» (обожествлении великих людей благодарными потомками). Теория эта и раньше занимала мысли Цицерона. Слава — тема, которая преследовала Цицерона постоянно, которая, по собственному признанию, влекла его с детства. Цицерон стремился к славе на протяжении всей жизни. О славе идет речь в трактате «Об обязанностях», написанном несколько позже. О славе рассуждает он в диалоге «О государстве», в «Тускуланских беседах», проблема истинной славы возникает в «Филиппиках». Тема эта не дает ему покоя. Если Цицерон решил рассмотреть ее специально, в работе из двух книг, то, видимо, считал, что в начале июля 44 года на то были особые причины. Легко представить себе, что Цицерон задумал противопоставить ложную славу истинной. Славу, которую вопреки законной справедливости стяжал Цезарь, славе, основанной на восстановлении поруганных закона и справедливости, славе Освободителей. Цезарь, бесспорно, достиг того, что Цицерон в трактате «Об обязанностях» признает первым основанием славы: любви граждан. Но ведь бывает и дурная любовь, она выражается в мятежах, в насилии, и, может быть, именно к Цезарю относится один из немногих сохранившихся фрагментов: «О, сколь несчастен или, вернее, неразумен тот, о котором люди, его приветствующие, думают хуже, чем те, что приветствовать его не хотят». Слова эти, по всему судя, следует толковать так: сторонники Цезаря, радостно приветствовавшие гражданскую войну, возлагали все надежды на социальную смуту; противники его, подобно самому Цицерону, надеялись, что вопреки всему какие-то остатки республики сохранятся. Следовательно, «О славе» можно назвать пропагандистским сочинением, подобным памфлету или газетной статье, которые в другие времена служили для мобилизации общественного мнения.

К той же категории, по всей вероятности, относится еще один небольшой диалог в манере Гераклида, о котором в те же дни упоминается в письмах Аттику. Он, видимо, должен был содержать речи Освободителей, клеймящие Цезаря и оправдывающие их действия. Предполагалось, что в диалоге примут участие Брут, Требоний, может быть, и другие. Замысел осуществлен не был.

Решив отправиться на Восток, Цицерон колебался в выборе дороги. Брундизий, через который обычно ездили в Грецию, казался ему ненадежным, там собрались ветераны, преданные Антонию. В конце концов он отплыл из Помпей на трех скоростных судах и с частыми остановками двинулся к югу. 25 июля остановились в Вибо Валенция; оттуда Цицерон отправляет Аттику письмо с описанием путешествия: плывут на веслах, северо-северо-восточного ветра нет, хотя в это время года ему полагалось бы наполнять паруса кораблей. Цицерон этому рад — ветер поднял бы волнение, когда корабли пересекали заливы Пестума и Вибоны. Следующая стоянка — у Велии, потом еще одна — неподалеку от Вибоны. Этапы пути примерно те же, по которым Цицерон ехал в изгнание в 58 году с той, однако, разницей, что тогда он двигался наземным путем и очень торопился. Теперь он плывет лениво, с сожалением вспоминает свои уютные виллы, где мог бы сейчас так приятно проводить время вместо того, чтобы тратить его на путешествие, от которого, в сущности, не ждет ничего хорошего, кроме, может быть, свидания с сыном в Афинах. На корабле Цицерон перечитывает свои старые сочинения, пишет. Во время путешествия создано, в частности, последнее его риторическое сочинение — «Топика». 28 июля корабли проходят мимо Регия и берут курс на Сиракузы, Здесь Цицерон проводит у своих знакомцев одну только ночь и на следующий день снова выходит в море, намереваясь теперь уже прямо плыть в Грецию. Но южный ветер заставляет его вернуться в Регий. Там он высаживается и узнает новости из Рима: на 1 августа назначено было заседание сената с участием Освободителей (состоялось ли заседание, Цицерон в момент получения известия не знал). Цицерон решает немедленно возвратиться в Рим, там республиканцы все сильней сожалели о его отсутствии — ведь он был воплощением их политического идеала. Но 17 августа Цицерон высадился в Велии и встретил Брута. Все планы пришлось менять. Антоний вел себя все более угрожающе. Освободители направили ему письмо, в котором в возвышенных выражениях предупреждали от повторения ошибок Цезаря. В заседании 1 августа против Антония выступил Кальпурний Пизон, консул 58 года; Цицерон некогда горячо выступал против Пизона. Но на этот раз Пизон проявил себя «добрым гражданином». Он заявил, что покинет Италию, дом, пенаты, лишь бы не видеть гражданскую общину Рима под игом тирании Антония. Выступление Пизона имело большое значение — он был одним из самых видных цезарианцев, а дочь его — вдова Цезаря. Знаменательно, однако, что остальные сенаторы не поддержали Пизона, и на следующий день он поостерегся появляться в зале заседаний. Как видим, сенаторы после смерти Цезаря не ощутили себя свободными.

21 августа Цицерон прибыл в Тускул; на следующее утро, когда он еще не совсем пришел в себя после путешествия, на вилле появился его друг Требаций, правовед, которого он в свое время рекомендовал Цезарю. Требаций передал письмо от Гая Матия. Сохранились ответ Цицерона и второе письмо Матия — ответ на ответ. Перед нами два драгоценных документа, они вводят нас в круг настроений, породивших убийство Цезаря и развитие политических событий на протяжении лета 44 года. Гай Матий пишет о нападках, которым подвергается за свою преданность Цезарю. Ему ставят в вину, в частности, что он дал молодому Октавиану (его звали Октавий, после усыновления его Цезарем он стал Октавианом) средства на проведение в июле Победных игр, носивших имя Цезаря; игры ввел Цезарь, и они должны были повторяться ежегодно. Магистраты, которым полагалось проводить игры, отказались заниматься ими; тогда, несмотря на явное, неодобрение Антония, Октавиан взялся провести их сам. Именно в ходе игр, проведенных с 20 по 30 июля (и, следовательно, в отсутствие Цицерона), и появилась в небе Рима комета — sidus julium; толпа уверилась, что Цезарь стал богом, комета — его душа, устремляющаяся на небо. Усилия Долабеллы подавить попытки создания культа Цезаря оказались тщетными. Октавиан воздвиг приемному отцу статую, увенчанную звездой, — он показывал таким образом, что разделяет народную веру. Республиканцы возмущались и всячески осуждали и поносили Гая Матия и, конечно, юного наследника диктатора. На это-то Матий в жалуется Цицерону, который всегда был его другом, всегда оказывал ему помощь и, в частности, ввел в окружение Цезаря. Письмо Матия ставило перед Цицероном нравственную проблему во всей ее остроте: все это время Цицерона не было в Риме, с Освободителями он вступил в отношения совсем недавно и не был в числе гонителей памяти Цезаря; Матий обращается к нему как к человеку честному и мудрому, способному правильно оценить положение; он знает о связях Цицерона с республиканцами и просит оправдать его перед ними. Матий допускает, что враги могут покуситься на его жизнь, но особого страха не испытывает. Он думает уехать на остров Родос, удалиться от политики и жить в уединении и ученых занятиях.