Пьер Грималь - Цмцерон

В этот период Цицерон возвращается к деятельности судебного защитника. Он выступает адвокатом своего друга Сестия, которому 10 февраля было предъявлено обвинение одновременно по двум законам — о происках и о насилии. Процесс назначили на 13-е и 14-е следующего месяца. Защитник произнес речь, текст ее сохранился. 11 февраля Цицерон выступил защитником еще в одном процессе — Кальпурния Бестии, который занимал магистратуру эдила в 57 году и теперь оказался привлеченным к ответственности за нарушение Туллиева закона о происках, то есть закона, проведенного самим же Цицероном. Обвинителем выступал молодой Целий. Суд оправдал Бестию, и Цицерон пишет, что в своей речи начал исподволь склонять общественное мнение в пользу Сестия, напомнив, что тот был серьезно ранен наемниками Клодия в одной из уличных стычек и что спас Сестия от смерти именно Бестия.

История с царем Птолемеем длилась вплоть до марта месяца. В конце концов царь отказался от дальнейшей борьбы, покинул Рим, перебрался в Эфес и поселился в ограде храма Артемиды — ждать лучших времен. По-видимому, он полагался на обещания Помпея и на вмешательство наместника Сирии Габиния, который был продан своему бывшему командующему; к тому же Габиний рассчитывал добиться и кое-каких выгод для себя. Помпею необходимо было укрепить свое положение, его подрывали и ультраконсервативные сенаторы, и сторонники Клодия. Единственный путь для него состоял в укреплении триумвирата. В середине апреля в городе Лукке на границе Цизальпинской Галлии (следовательно, на территории, находившейся под управлением Цезаря) состоялось свидание триумвиров; туда навстречу Цезарю выехали не только Помпей и Красс, но, если верить Плутарху, и более двухсот сенаторов. Цицерона в Лукке но было. Он находился вдали от Рима — объезжал имения свои и брата в Арпине, в Формиях и в Помпеях.

Итак, Цицерон уклонился от свидания в Лукке, куда стеклись все, кто играл хоть какую-то роль в политической жизни государства. Может быть, он просто не знал об этой встрече? Вряд ли. Или не догадывался о ее подлинных целях? Еще менее вероятно. Скорее всего Цицерон сознательно избегал участия в переговорах, ибо не желал содействовать восстановлению тирании, от которой сумел, как ему казалось, избавить государство. На процессах Сестия и Целия он защищал обвиняемых вместе с Крассом и надеялся, что по крайней мере со стороны Красса ему не грозит опасность, и потому решился выступить с нападками на триумвират. В речи «В защиту Сестия» он обвинил Цезаря, Помпея и Красса в потворстве Клодию. Делая вид, будто всего лишь передает распространяемые Клодием клеветнические слухи, Цицерон в такой косвенной форме напомнил, что действие государственных институтов парализовано, «кормило государства вырвано из рук сената», причем сделал это даже не Клодий, а консулы Габиний и Пизон, а за ними, как всем известно, стояли Цезарь и Помпей. Цицерон призывает сенатскую «молодежь», которой вскоре придется взять на себя ответственность за положение дел в государстве, не допустить повторения 58 года — Цезарь и его армия расположились тогда у самых ворот Рима и стали безраздельно властвовать над жизнью и смертью граждан. Сговор триумвиров неизбежно предполагает использование силы, утверждал Цицерон, и все безумства Клодия, а также ответные безумства Милона суть неизбежные следствия этого сговора.

За подтверждением своих доводов Цицерон обращается к учениям философов. Он говорит, например, о смерти, которая, по единодушному мнению эпикурейцев и платоников, не может рассматриваться как зло. В связи с описанием насилий в Риме набрасывает кратко картину развития человечества от первобытного состояния до образования государств; развитие шло благодаря мужеству и мудрости нескольких выдающихся мужей. Такая картина неоднократно встречалась в сочинениях эпикурейцев, а до них — у Аристотеля и у Платона. Можно, конечно, видеть здесь просто «общие места», риторические украшения, призванные выставить напоказ образованность оратора. Но, во всяком случае, необходимо учитывать воздействие подобных рассуждений на слушателей, которые толпились у трибуната в жажде услышать раскаты знаменитого голоса, который так давно не звучал в Риме. Философские рассуждения поднимали судебные дебаты над повседневной рутиной, оратор призывал отвести угрозу, нависшую над самым великим достижением человечества — над гражданским устройством, способным обеспечить мир и безопасность всех и достоинство каждого.

Процесс Сестия дал также Цицерону возможность напрямик напасть на одного из самых верных сторонников Цезаря — Публия Ватиния. Будучи в 59 году трибуном, Ватиний сумел организовать плебисцит, отдавший Цезарю вопреки воле сената наместничество в Иллирике и галльских провинциях. Ватиний участвовал в процессе Сестия в качестве свидетеля обвинения. Цицерон воспользовался правом допроса свидетеля и обратился к Ватинию с речью, которая сохранилась и отличается необычной резкостью. Напасть на Ватиния, обвинить трибуна 59 года в том, что он пренебрег ауспициями и другими законными установлениями, значило напасть на Цезаря, еще раз поставить под сомнение его консульские решения и в первую очередь законность его наместничества, в котором он по закону Ватиния был утвержден на пять лет. Таким образом вырисовывается правовой конфликт, который несколькими годами позже стал поводом для гражданской войны. В письме Лентулу, написанном в декабре 54 года, Цицерон объясняет мотивы, которыми руководствовался, произнося речь против Ватиния. В суд явился и Помпей — свидетельствовать в пользу Сестия. Ватиний упрекнул Цицерона в том, что он вошел в число друзей Цезаря лишь после побед, одержанных последним в Галлии. Цицерон отвечал, что, на его взгляд, «поведение Бибула заслуживает большей хвалы, чем чьи бы то ни было победы и триумфы». Другими словами, лучше оказаться побежденным, чем добиваться победы дурными путями, как добился ее Цезарь. Заседание это происходило 10 февраля.

Процесс Целия в начале апреля непосредственно не связан с политической ситуацией, и в речи Цицерона нападок на триумвиров нет. Речь направлена главным образом против Клодии, сестры Клодия, которая предъявила Целию ряд серьезных обвинений. Цицерон принял тон снисходительного отца семейства, объяснял поступки клиента молодостью и предсказывал, что в будущем тот непременно станет добрым гражданином. Не исключено, что таким образом Цицерон надеялся приобрести расположение римской золотой молодежи, к которой и раньше обращался в речи «В защиту Сестия»; он, видимо, опасался, что отпугнул ее от себя, разоблачая «юнцов», слишком охотно шедших за Катилиной. Подобное объяснение согласуется с постоянной политикой Цицерона, направленной на примирение всех политических сил Рима. Он явно хочет предстать носителем высшего нравственного авторитета в государстве, что естественно повлекло бы за собой избрание его в цензоры.