Юрий Сенин - Подлинная судьба Николая II, или Кого убили в Ипатьевском доме?

«Екатеринбургский Совдеп — ВЦИКу:

4 августа с.г. через Екатеринбург на Тюмень проехал особый поезд, в котором едет бывший царь и его семья. По газетным сведениям, бывший царь переводится в Тобольск. По железной дороге и в городе циркулирует слух, что поезд имеет наряд на Ново-Николаевск и Харбин. Слух этот вызывает брожение в населении. Окружным Исполнительным комитетом посланы телеграммы в Красноярск, Ново-Николаевск, Иркутск Советам депутатов, которым предложено проверить слух и, в случае надобности, принять меры.

Просим сообщить нам, известны или нет Центральному комитету обстоятельства отправки Временным правительством бывшего царя в ссылку в Тобольск и какое участие в разрешении этого вопроса принимали Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

За председателя Исполнительного комитета Екатеринбургского Совета рабочих и солдатских

депутатов М. Медведев.

Секретарь С. Державин».

Телеграмма, разосланная Петербургским Советом по всей России, в сочетании с приказом № 1, отданным им солдатам, по сути, деморализовали армию. Солдаты, получившие свободу выбирать себе командиров, заниматься учения-' ми или нет, ехать на фронт или проводить время на митингах, решать кто революционер, а кто «контра», принимать решение о расстреле буржуев, практически уже не были армией. Борьба за революцию заключалась для большинства из них не организацией продовольственного снабжения города, не защитой страны от внешнего врага, не организацией производства, а митингами и провозглашением лозунгов. И наиболее понятным лозунгом для них был — «Смерть Николаю Кровавому».

Не удивительно, что все партии, борющиеся за власть, использовали этот лозунг для привлечения солдат на свою сторону. А в Екатеринбурге собрался целый спектр этих партий — большевики, эсеры, меньшевики, анархисты и даже «Бунд». Большевиков в городе в середине 1917 года было сравнительно мало. Власть в городе принадлежала городской думе, в состав которой входили, как бы сейчас сказали, элитные круги общества, в основном входящие в партию кадетов.

Большевики в основном опирались на рабочих, эсеры пытались привлечь на свою сторону крестьян, а в солдатских массах бродили анархистские идеи.

Вопреки утверждению генерала Дитерихса, большевики не только не участвовали в уничтожении самодержавия в России, но и не планировали «истребление Членов Дома Романовых и исключительно близких им по духу и верованию лиц», но даже не участвовали в их аресте и высылке в Тобольск. Они не участвовали и во Временном правительстве, и даже в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов были в меньшинстве.

Более того, во главе Белой Гвардии, которая якобы боролась за «веру, царя и отечество», стояли лица, сыгравшие решающую роль в будущей судьбе Романовых — генерал Алексеев, арестовавший Николая II, и генерал Корнилов, арестовавший Царскую семью. Возможно, бывший император, написав в дневнике — «Кругом измена и трусость и обман», имел в виду в первую очередь своего начальника штаба генерала Алексеева.

Из показаний полковника Е.С.Кобылинского: «Когда мы уезжали из Царского, Керенский сказал мне: «Не забывайте, что это бывший император. Ни он, ни семья не должны испытывать лишений».

Солдатам, сопровождавшим поезд, был дан такой наказ: «Вы несли охрану Царской семьи здесь. Вы же должны нести охрану в Тобольске, куда переводится Царская семья по постановлению Совета Министров. Помните: лежачего не бьют. Держите себя вежливо, а не по-хамски. Довольствие будет выдаваться по петроградскому округу. Табачное и мыльное довольствие — натурой. Будете получать суточные деньги…»

В Тобольск Царская семья прибыла 6 августа на пароходе «Русь».

Из воспоминаний полковника Е.С.Кобылинского: «Тихо и мирно потекла жизнь в Тобольске. Режим был такой же, как и в Царском, пожалуй, даже свободнее… Вставали все в семье рано, кроме государыни… После утреннего чая государь обыкновенно гулял, занимаясь всегда физическим трудом. Гуляли и дети. Занимался каждый, кто чем хотел. После прогулки утром государь читал, писал свой дневник. Дети занимались уроками; государыня читала или вышивала, рисовала чего-нибудь. В час был завтрак. После завтрака опять обыкновенно семья выходила на прогулку. Государь часто пилил дрова с Долгоруким, Татищевым, Жильяром. В этом принимали участие и княжны. В 4 часа был чай. В это время часто занимались чем-либо в стенах дома, например, фотографией, или просто сидели у окон дома, наблюдая внешнюю жизнь города. В 6 часов был обед. После обеда приходили Татищев, Долгорукий, Боткин, Деревенько. Иногда бывала игра в карты, причем из семьи играли: государь и Ольга Николаевна. Иногда по вечерам государь читал что-нибудь вслух, все слушали. Иногда ставились домашние спектакли: французские и английские пьесы. В 8 часов был чай. За чаем велась домашняя беседа. Так засиживались до 11, не позднее 12 и расходились спать… Все лица и вся прислуга свободно выходили из дома, когда и куда хотели. Никакого стеснения никому в этом отношении не было. Августейшая семья, конечно, в этом праве передвижения была, как и в Царском, ограничена. Она ходила лишь в церковь».

Но тихая, мирная жизнь продолжалась недолго. В Тобольске, как и в Екатеринбурге, было двоевластие — земская управа и Совет рабочих и солдатских депутатов, состоящий из эсеров и меньшевиков, в большинстве местных ссыльных, застрявших в Тобольске. Власть была в основном в руках губернского комиссара, назначенного Временным правительством, и местной думы. Поскольку в Тобольске не было фабричной промышленности, там не было и настоящего пролетариата.

Да к тому же отряд особого назначения, охранявший Царскую семью, и имевший властные полномочия, данные ему Керенским. В момент появления в Тобольске Царской семьи там было всего два большевика — И. Коганицкий и Нелидов. Вся охрана Царской семьи находилась в руках полковника Е.С. Кобылинского, «человека сердечного, который искренно привязался к семье, за которой должен был наблюдать», по выражению Жильяра. Неприятности для Царской семьи начались с «легкой руки» их же приверженцев.

17 августа в Тобольске появилась Маргарита Хитрово, бывшая фрейлина Александры Федоровны и подруга Ольги Николаевны. Уезжая, она закуталась в пакеты со всевозможной корреспонденцией. Видимо, она представляла свою поездку конспиративной.

В результате она вызвала подозрение в попытке организовать спасение царской четы. Ее появлению в Тобольске предшествовала шифрованная телеграмма Керенского, в которой местной администрации предписывалось: «Установить строгий надзор за всеми приезжающими на пароходе в Тобольск, выясняя личность и место, откуда выехали.