Альфред Нойбауэр - «Мужчины, Женщины и Моторы»

— «8,6 километр… прошел!» Затем… внезапная пауза. Я вижу, как Фоерайссен возбуждённо облизывает губы, как его пальцы еще крепче сжимают трубку.

И вот–крик: «9,2 километр–машина разбилась!» Фоерайссен бледнеет, как мел. Он вскакивает, бросает трубку и кидается к своему Horch. Мотор не заводится.

— Возьмите мою машину, доктор! — кричу я. Он садится. Одним рывком Mercedes умчался. С доктором Фоерайссеном отправились и наш гоночный врач др. Глезер и Людвиг Себастьян, шеф–механик Бернда.

После прощания с Берндом Вильгельм Себастьян поехал вперед по левой стороне автобана. Он крепко жмет на газ, так как знает: на измерительном участке длиной 5 километров Бернд его обязательно нагонит. Но Бернд его не обогнал. Себастьян безуспешно ждет завывания компрессора. Странно… поломка в последнюю минуту? Старт перенесли? Или ветер все–таки показался Бернду слишком сильным?

Последний пост. Палатка. Наготове стоят канистры с бензином и блоки льда для заполнения радиатора. Себастьян остановился. Ему навстречу бежит человек в коричневой форме. Его лицо странно серьезно.

— Что случилось? — спросил Себастьян, — Машина не стартовала?

— Напротив, — говорит человек и смотрит мимо Себастьяна. — Но… что–то случилось на отметке 9,2 километра…

Себастьян помчался назад, на автобан. К мосту у Ланген–Мёрфельдена. Вот просека. А там… — у Себастьяна кровь застыла в жилах… — там лежат обломки машины… разбросанные на сотни метров. Погнутая жесть… части кузова, разорванные как бумага… и–у насыпи моста–вонзившееся как снаряд в землю, полностью обнажённое шасси…

Навстречу Себастьяну бегут два лесоруба. Их лица белы от страха.

— Где Роземайер? — орет Себастьян. Один из рабочих делает неопределённое движение рукой. — Выкинуло… в лес… Себастьян нашел Бернда. Тело лежит совсем спокойно, наполовину облокотившись на дерево. Лицо Бернда мирное, глаза широко открыты. Не крови,

ничего.

Выходит солнце и освещает улыбку на бледном лице. Может быть, Бернд только без сознания? О, дай–то Бог…

Бернд! — зовет Себастьян и склоняется над ним. — Что случилось? Но Бернд не отвечает. Бернд никогда уже не ответит. Бернд Роземайер мертв. Мы стоим на старте, потуплено, оглушено, все еще не понимая.

Что нам делать? — спросил Браухич, — Поедем туда? — Нет. Я видел на своем веку многих погибших гонщиков–великих и знаменитых, хороших друзей и храбрых противников. Но никогда я не видел кого–то из них, лежащим мертвым у обломков своей машины… Я хотел сохранить их в своей памяти живыми. И в моей памяти они живы до сих пор.

И Бернд Роземайер. Для меня, светловолосый Бернд, с его улыбающимся молодым лицом, светящимися глазами, этот блестящий молодой Зигфрид и сорвиголова, никогда не умирал. Для меня он просто однажды сел в свою серебристую машину и уехал навстречу неизвестной цели. Он просто отправился в тот путь, в который когда–нибудь отправимся все мы…

[…]

Несколько дней спустя я встретил на штутгартском вокзале профессора Порше.

— Приветствую, господин Нойбауэр! — сказал он и взволнованно вытащил из кармана фотографию. — Что Вы об этом скажите? Это ведь безумие–послать Бернда на рекорд на помятой машине! Неудивительно, что случилось несчастье!

Я посмотрел на изображение и почти решился дара речи. Действительно: можно совершенно ясно различить, что бока машины измяты и погнуты. Что это значит на скорости в 400 км/ч объяснять не надо.

— Я этого не понимаю, — сказал я, — Я ведь видел машину незадолго до старта–она была безупречна!

— Перед стартом, — сказал Порше, — Но эта фотография явно сделана уже после старта. Возможно, тогда уже действовало давление воздуха…

Из–за этой фотографии возник огромный переполох. Она появилась в прессе, и против Auto–Union возникли тяжёлые обвинения. Говорили о легкомыслии, о безответственности.

— Это подделка! — клялся Себастьян. — Когда машина стартовала, на ней не было и царапины!

И другие могли это подтвердить. Себастьяну удалось доказать, что злосчастная фотография была сделана через несколько секунд после старта, когда скорость машины была еще очень мала. Но слухи о том, что Бернда Роземайера легкомысленно отправили на смерть, не хотели утихать.

Тогда Auto–Union устроила эксперимент. Они построили точную копию кузова

несчастливой машины и одним дождливым днем представили ее прессе. Репортёры сделали свои фотографии–и обнаружили: «вмятины» можно ясно видеть и на этом, без сомнений, целом кузове. Это ничто другое как отблески на зеркально отполированной поверхности металла…

Есть много теорий о причинах смертельной аварии Роземайера. Например, одна английская газета обнаружила на другой фотографии следы торможения. Она утверждала: гонщик такого класса как Роземайер знал, что торможение на такое скорости означают самоубийство. Он не тормозил. Таким образом, следы могут иметь только одну причину: заклинило поршни мотора и этим заблокировало задние колеса… Но это вряд ли возможно. Если бы заклинивший мотор заблокировал задние колеса, то слой резины на шинах за доли секунды стёрся бы до основания. Я сам видел шины. Они были целы.

Вильгельм Себастьян не мог успокоиться. Он нажал на все рычаги, чтобы обнаружить причину аварии и получил разрешение посмотреть секретную сводку погоды соседнего военного аэродрома и сравнил автоматические замеры силы ветра с электрическим хронометражем последней поездки Бернда. И обнаружил ужасное стечение обстоятельств: точно в ту секунду 28 января 1938 года, когда Бернд со скоростью около 450 км/ч приблизился к просеке у Мёрфельдена, внезапно возник порыв ветра почти ураганной силы. Этот порыв как игрушку снес машину Бернда с трассы и вызвал аварию!

Если бы Бернд проехал это критическое место на долю секунду раньше или позже

— он бы не умер. Но Бернд был пунктуален на свидании со своей смертью…

Этим объяснением все удовлетворились. Только один человек в это не верит. Он ничего не говорит, но составил свое собственное мнение. Это я–толстый Нойбауэр.

Сегодня я хочу впервые поговорить о моей теории той смертельной аварии. Я утверждаю: Бернд Роземайер знал, что у моста Мёрфельдена поджидает опасность. Он был готов к боковому ветру и знал, что ему надо будет корректировать. И такой гениальный гонщик как Бернд без сомнений смог бы удержать машину… если бы эта машина буквально не развалилась!

Чтобы это доказать мне придётся слегка углубится в технику. Но не бойтесь: даже абсолютный профан сможет сразу понять мои расчёты при помощи некоторого количества здравого смысла. Когда Бернд достиг просеки, его скорость была около 450 км/ч. На такой скорости сопротивление воздуха составляет–при условии удачных аэродинамических обводов–примерно 400 килограммов на квадратный метр. К этому давлению внезапно добавился боковой ветер со скоростью около 70 м/с–это дает дополнительную нагрузку в 200 килограммов на квадратный метр. Таким образом, в этот критический момент квадратный метр кузова подвергался давлению в 600 килограммов. Это больше, чем может выдержать тонкая алюминиевая жесть…