Михаил Лямин - Четыре года в шинелях

А сколько оказалось земляков, которых редко приходилось видеть в лесах. Они тыловые работники и, естественно, были на втором плане. Порой о них мы совсем забывали, хотя без многих не могли бы существовать.

Ну, скажем, кто из солдат знал в лицо помощника начпрода дивизии, ижевчанина Федота Сергеевича Иванова. Очень немногие. А те, кто знал, наверное, думали о нем как о ловкаче и приспособленце, который живет как сыр в масле. А Федот Сергеевич пошел на войну добровольно, хотя был больной. Чтобы совсем не свалиться в окружении, пил дрожжи, но делал все для снабжения дивизии продовольствием. Ни у кого не было таких связей с местным населением и партизанами, как у интенданта Иванова. Он доставал через них лошадей на мясо, покупал картошку, соленую капусту, сушеные грибы. Ему помогал в этом второй интендант, тоже наш, ижевец, Федор Никанорович Овечкин.

А что было известно о Петре Петровиче Чапенко, полковом инженере, прибывшем в дивизию одним из первых? Об офицере штаба дивизии Иннокентии Николаевиче Деньгине? А ведь каждый из них по-своему был героем. Чапенко по ночам не раз ставил с саперами мины и проволочные заграждения. Деньгин под обстрелом врага ходил на передовую оформлять реляции, уточнять укомплектованность частей.

Мало мы знали и о таких офицерах и солдатах, как руководитель и баянист дивизионного ансамбля Михаил Коробов, артист Бобылев-Тамаров. Все они мужественно пережили невзгоды окружения, сохранили стойкость духа и смело вели себя при последнем прорыве.

Сейчас они были в центре внимания всей дивизии. Пока солдаты управлялись с наваристым супом и свиной тушонкой, пришивали к гимнастеркам белые воротнички, приводили в порядок изрядно износившиеся ботинки и сапоги, Михаилом Коробовым был подготовлен импровизированный концерт. За дорогих сердцу полчаса люди прослушали и забытую "Рябинушку", и простоватый "Синий платочек", и задушевный "Вечер на рейде". Посмотрели лихое "Яблочко", залихватскую чечетку, а в заключение все вместе, артисты и зрители, грянули "Священную войну".

А потом какую-то минуту все молчали, смотрели на реку, на лес, на небо. И пожалуй, все или многие подумали про себя: какое над Россией чистое и бездонное небо, какая ласковая кругом природа. Зачем нужна война? А она все-таки идет. Эти мысли возвращали к действительности, заставляли инстинктивно оборачиваться на запад, прислушиваться.

Но кругом было тихо. Мирно текла зеленоватая вода в мелководной речушке, резвились сытые пескари, чирикали в ивняке пичуги. И опять охватывали солдат воспоминания, теперь о родных реках - о Каме и Чепце, Вале и Кильмези.

Затосковали огрубевшие на время сердца. Всех потянуло к письмам. Давно их не получала дивизия. А письма где-нибудь странствовали, искали своих адресатов, тая в конвертах и любовь, и тоску, и радость, и горе, к лучшему или худшему, неизвестно.

Пора было собираться в дорогу. Теперь по свободной, незаминированной земле. Шагать на место отдыха, новых дел, волнений.

Среди солдат опять был командир дивизии с капитаном Васильевым, теперь уже начальником оперативного отдела штаба. Их встречали с радостью.

- Как отдохнули, товарищи солдаты?

- На совесть, товарищ командир дивизии.

- Сытен ли был обед?

- Хорош.

- Запаслись ли табачком?

- Ярославской махорочкой.

- В порядке ли портянки?

- Вытерпят до новых.

- В таком разе - становись. И по всему берегу:

- Ста-а-но-о-ви-и-сь!

Солдатская жизнь. Простая и неприхотливая. Подремали, поели, помылись, покурили и ладно, порядок. Можно опять в поход, опять в бой, особо не раздумывая о том, что ждет впереди.

Идет война, и этим все сказано. А раз солдат при войне - о другом думать некогда. Поскучал немножко и снова за свое.

Дивизия трогается. Пылит дорога под тысячами ног.

А на дворе июль. Теплынь. Наливаются хлеба. Будто и нет на свете никакой беды...

Идет пополнение

Место отдыха дивизии - станция Савелово Московской железной дороги. Это рядом с городом Кимры, на берегу канала Москва-Волга.

Начиналось примерно то же, что и в Удмуртии. Так представлялось поначалу. Но наши предположения во многом не оправдались.

К встрече дивизии, вернувшейся с фронта, все было готово. Не надо было рыть, как раньше, землянок - все получили превосходные, прямо с фабрики палатки. Артиллеристы расположились в деревянных двухэтажных зданиях. Каждый получил постельные принадлежности, по две пары нового белья, новое обмундирование.

Это было прямо-таки сказкой. Год не спать на простыне, полгода не раздеваться, по три месяца не ходить в баню, столько же не знать парикмахерской и после этого, пожалуйста, в рай. Сходи в превосходную русскую баню с веничком из молодых березок, побрейся, постригись, подгони гимнастерку, брюки, сапоги, пилотку, выпусти побольше белоснежный или целлулоидный подворотничок и можешь отпрашиваться на четыре часа в городской отпуск.

Для молодых - праздник. Девок в Кимрах - пруд пруди. Городок обувщиков красивый, уютный, очень похож на наш Сарапул, с миниатюрной зеленой площадью - местом свиданий. Солдаты - нарасхват. Особенно фронтовики. Тем более орденоносцы. Острословы и гармонисты.

И наши стали ходить. Зачастили в первые дни, пока не начались учебные занятия, пока устраивались, пока принимали пополнение. Знакомились, присматривались. Кое-кто, конечно, проштрафился - не без этого. Вернулся в роту "под мухой" или привел к палатке зазнобу. Но в общем все шло хорошо, как и должно быть у людей.

Пожилые и семейные больше нажимали на письма. Получив по десятку конвертов из дома, запачканных, измявшихся в поисках хозяев, строчили ответы. Писали с наслаждением, по нескольку часов, со слезой и прибауткой, с приветами всем родным. Сложив письмо в треугольничек, надписав химическим карандашом адрес, четко указав полевую почту, солдат долго вертел в руках драгоценный груз, вздыхал над ним и только потом относил бойцу-почтальону с непременной просьбой:

- Смотри, не затеряй.

Исполнив долг, шел обедать, долго хлебал из котелка мясные щи, пристроившись где-нибудь под кустиком или на пеньке. Харчевались, как правило, по двое. На двоих хранили под тюфяками сахар и махорку. По двое секретничали, по двое же уходили в отпуск.

Все было удивительно людям, прожившим полгода в лесу. Здесь, на берегу канала, будто другими были и деревья, по-другому выглядели цветы, по-особому распевали соловьи.

- Благодать-то какая, а? - вздыхал Александр Прокопьевич Лекомцев, скучая в свободный час с Николаем Ивановичем Семакиным.

Бывшему председателю колхоза и бывшему агроному было о чем потолковать, глядя на желтеющие поля. Сердца их тосковали по мирному труду, по родным удмуртским деревням, по семьям.