Ричард Коул - Лестница в небеса: Led Zeppelin без цензуры

Наша реакция на происшествие являлась классическим примером того, как группа чувствует свою власть и показывает превосходство, которое сопутствует успеху и богатству. Легко начать думать, что можно избежать ответственности за те вещи (особенно если ты их обычно и делаешь), о которых обычный человек даже побоится подумать. Двести пятьдесят долларов ничего не значили для нас. Всего лишь небольшая цена за маленькое веселье.

Как однажды сказал Бонзо: «Мы в том положении, когда не потерпим никакого дерьма от кого бы то ни было». Это означало прессовать людей, перебегающих нам дорожку. В туре семидесятого слова Бонзо подразумевали борьбу с бутлеггерами, особенно если нам удавалось их поймать за руку.

По мере роста популярности группы, рос спрос и на пиратские кассеты и пластинки с живых выступлений. Двух альбомов в магазинах было недостаточно. Множество поклонников хотели больше Led Zeppelin, чем мы им давали.

На каждом концерте североамериканского тура Питер и я всегда высматривали магнитофоны в толпе.

— Это деньги из нашего кармана, — жаловался Питер. — Ублюдки не уйдут просто так.

В начале концерта в Ванкувере Питер увидел человека недалеко от сцены, склонившегося над профессиональным магнитофоном и державшим микрофон над головой.

— Посмотри на этого урода с микрофоном и магнитофоном! — проревел Питер. — Он прямо на видном месте. Вот дурак!

Несколько членов техперсонала и я подбежали к нему, схватили парня за ворот рубашки, подняли над землёй и заорали:

— Ты не можешь этого делать, козёл! Если хочешь послушать, иди в магазин и купи пластинку, как все остальные люди!

Мужика мы бросили на пол, а магнитофон разбили об ограждение на тысячу мелких кусочков.

— Наслаждайся концертом! — скомандовал я ему, и мы проследовали в служебное помещение.

К сожалению, человек не записывал концерт на плёнку. И он не был ярым фанатом.

— Рабочий сцены мне сказал, что тот парень, которого мы побили — чиновник, — сказал я Питеру. — Он работает на власти города и замеряет уровень шума на концертах.

До окончания шоу приехала полиция и допрашивала нас целый час. К счастью, копы не желали заводить дело, которое могло потом просочиться в газеты. Мы согласились заплатить за магнитофон, и инцидент был исчерпан.

Покинув северо-запад, мы направились в Лос-Анджелес через Денвер. Как нам ни хотелось вернуться в «Шато Мармон», Питер настаивал, чтобы мы поселились в отеле «Континенталь Хайятт Хауз» на бульваре Сансет. Из-за убийства Шэрон Тейт и четырёх её друзей бандой Чарльза Мэнсона в 1969-м Питер превратился в параноика на почве безопасности. «Мармон» с его изолированными бунгало, разбросанными по участку земли, казался лёгкой мишенью для задумавших преступление. Питер считал, что самодостаточный многоэтажный отель предоставит нам большую защиту.

Плант и Бонэм прозвали отель «Хаос Хауз», по вполне определённым причинам. Девушки на цеппелиновском сафари толпились в холле и заполняли лифты, которые отвозили их до девятого этажа, где обитали мы. В отсутствие рыбалки было бы глупо отказываться от их предложений. Девушки были повсюду — в холле, в коридорах, и неизбежно в наших постелях. Иногда мы собирали девушек и усаживали в конец нашего неприлично длинного лимузина, который так нагружался, что цеплял днищем землю на выезде из отеля и его приходилось выталкивать на улицу. Чистое безумие целую неделю.

Однажды днём в холле ко мне подошла семнадцатилетняя девчонка.

— Мы слышали про хлысты Джимми, — сказала она. — Он на самом деле их использует?

— Тебе нравятся хлысты? — спросил я.

— Обожаю!

Я слышал про страсть Джимми к кнутам, но сам их никогда не видел. Он носил с собой маленький черный ящик, может быть, там он их хранил. Мисс Памела, одна из подружек Джимми в США в начале семидесятых, говорила, что другие девушки утверждали, что время от времени Джимми использовал хлысты, но не с ней.

Я так и не узнал, питал ли на самом деле слабость к хлыстам Джимми. Но мы брали и другие необычные атрибуты — чаще всего наручники!

Когда мы выезжали из отеля в лос-анджелесский Форум, Бонэм и я приковали наручниками двух девушек — маленькую хорошенькую брюнетку и высокую блондинку — к кроватям в номере. Мы хотели удостовериться, что они останутся там, когда мы вернёмся.

— Мы должны куда-нибудь нырнуть после дня тяжёлого труда! Эти девушки идеально годятся для работы, — сказал Бонзо.

Когда мы застегнули наручники, можно было ожидать истерическую реакцию девушек, они могли сопротивляться, молить о пощаде. Но этого не произошло. Они вообще не жаловались на временное заключение.

— Я уже позвонил в сервис, — сказал я девчонкам, покидая номер. — Служащий принесёт вам поесть в восемь вечера. Там лежат несколько косяков, если захочется. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в сервис! Приятного вечера!

Когда мы вернулись с концерта, девушки ожидали нас в номере. Они поужинали. Кроме небольшого раздражения на запястьях, других признаков нездоровья не наблюдалось.

— А теперь у нас будет вечеринка? — спросила одна из них.

— Почему бы и нет, — ответил Джимми, открывая бутылку шампанского.

Девчонки пробыли с нами целые сутки, наручников не потребовалось, чтобы удержать их с нами.

К концу весеннего тура по Америке 1970-го мы изрядно подустали. Слишком много переездов, слишком мало сна, в избытке алкоголя и наркоты.

Больше других на грани срыва находился Роберт. Его замучила простуда, и голос сел. Он хрипел и свистел, едва мог говорить, не говоря уже о пении. Профессиональная гордость гнала его на сцену каждый вечер, он старался извлечь максимум из своего голоса.

— Так продолжаться не может, — проскрипел он на концерте в Солт-Лейк-Сити, на лице было написано разочарование. — Я теряю голос, не знаю, насколько его хватит.

Мы постоянно увлажняли номер Роберта, чтобы смягчить боль в горле. Но ничего не помогало. Каждый вечер ему приходилось тяжелее, чем в предыдущий.

В середине апреля мы приехали в Финикс и остановились в отеле «Балтимор».

— Может быть, если я немного расслаблюсь — выйду из отеля на пару часов — мне будет легче, — предположил он. Он попросил меня после обеда организовать прогулку на лошадях.

Через час Роберт и агент из Atlantic Records по имени Марио проезжали по ближайшей тропинке на паре арендованных лошадей. Роберт чувствовал себя прекрасно на свежем воздухе. Десять минут прогулки окончились, однако, внезапно. Марио свалился с лошади на кактус. Полчаса потребовалось доктору, чтобы вытащить все иголки.

Позже Роберт пошутил:

— Я даже почувствовал себя ещё лучше, из-за того, что не я, а Марио пришлось пройти через мучительную процедуру.