Виктор Буганов - Булавин

Петербург. Гравюра XVIII века.

Петр I.

А. Д. Меншиков.

Вооружение и обмундирование русской армии 1700—1732 годов.

Д. М. Голицын.

Гвардейские гренадерские офицеры 1705—1732 годов.

Указ местным властям об оказании поддержки полковнику Кропотову, посланному против отрядов Булавина.

«Пункты» А. Д. Меншикова полковнику Кропотову.

Наказ полковнику Кропотову, посланному на борьбу с отрядом Булавина.

Артиллерийский обстрел.

Артиллерия. Гравюра XVIII века.

Ведомость 1708 года с сообщением о разгроме Булавина.

Петр I. Гравюра XVIII века.

Воскресенский собор.

Старочеркасск.

Долгорукий собирает подводы, отдает указания воеводам и командирам. Тем из них, которые еще не пришли к нему в соединение, велит собираться в Острогожске, охранять воронежский флот и Украину. Сам собирается идти к Бахмуту против Драного, Беспалого и Голого. Для того нужно соединиться с Шидловским и другими:

— А Кропотову, государь, и Гулицу с их треми полками пройти невозможно одним без нас для того, что на заставах воры стоят — Драной, Беспалой, Голой — многолюдством с воровскими своими войски. Также, государь, и путь им надлежит мимо их воровских городков, которые на Бахмуте. А на Бахмуте, государь, кроме тех воров, многолюдно. И для того со всеми вышеписанны-ми я, соединясь, пойду на них, воров, прямо.

Петру же сообщает А. Ушаков, пришедший со своим полком в Изюм для следования к Таганрогу:

— ...Доношу вашему величеству: больши удержаны мы под Ызюмом чрез письма господина маеора Долгорукова, что меж здешним народом зело стало слабо; и обдержаны они (местные жители. — В. Б. ) страхом, как оные воры разбили Сумской полк. Ис того полку иные принуждены быть с ними, ворами, заедино.

О ненадежности положения среди местных жителей Ушаков говорит верно, в отличие от его же уверения о том, что «иные» из Сумского полка присоединились к повстанцам Драного по принуждению. На самом деле Драный и другие атаманы разбитых и плененных казаков Сумского полка не приневоливали: кто хочет, оставайся с нами; кто не хочет, идите к себе домой. Об этом рассказывали Долгорукому некоторые из старшин, отпущенные вместе с другими из лагеря Драного.

Петр, убедившись, что верности и покорности от донских повстанцев не дождешься, снова переходит к политике кнута. Из Нарвы, за день до своих именин, к которым готовилась огненная потеха на реке, он диктует указ Долгорукому:

— Господин маеор. Письма ваши до меня дошли, ис которых я выразумел, что намерены оба полка, то есть Кропотов драгунской и пешей из Киева, у себя держать. На что ответствую, что пешему, ежели опасно пройтить в Азов, то удержите у себя; а конной, не мешкав, конечно, отправьте в Таганрог.

Далее переходит к главному:

— Также является из ваших писем некоторая медление, что нам не зело приятно. И когда дождетесь нашего баталиона (из Преображенского полка. — В. Б. ) и Ингерманландского и Билсова полков, тогда тотчас подите к Черкаскому и, сослався з губернатором азовским, чини немедленной з божиею помощию промысл над теми ворами; я которые из них есть пойманы, тех веди перевешать но городам украинским. А когда будешь в Черкаском, тогда добрых обнадежь; и чтоб выбрали атамана доброго человека. И по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки тако ж обнадежь, а по Донцу и протчим речкам лежащия городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу.

Это было повторение прежнего указа — «жечь» и «рубить» без всякой пощады. Роспись, о которой упоминает царь, отличается точностью, неумолимой и жестокой:

— Надлежит опустошить: по Хопру сверху Пристанной по Бузулук. По Донцу сверху до Лугань, По Медведице по Усть-Медведицкой, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркуле все. По Калитвам и по другим запольным речкам все. По Илавле по Илавлинской. По Дону до Донецкого надлежит быть, как было.

Царский гнев, точно отразивший жгучую ненависть всего шляхетства российского к донской либерии, которая взяла под защиту беглых из Руси крестьян и прочих гультяев, обрушился на места наиболее активных действий повстанцев — казачьи городки по левым притокам среднего Дона (Хопер, Бузулук, Медведица, Иловля), по верхнему и среднему Донцу, его левым притокам «запольным речкам» (Айдар, Деркула, Калитвы и другие).

Долгорукий активизирует свои действия — погоняет идущие к нему полки, Кропотова и Гулица торопит, чтобы к Троицкому «немедленно шли днем и ночью». Посылает повсюду свои разъезды — следить за булавинцами. Жалуется Шидловскому:

— А я походом своим позадержался за тем: ожидал к себе денежной казны с Воронежа и правианту с Коротояка на дачю ратным людем, которым довелось дать. А паче же из городов нерадением воеводцким в подводах мешката самая вящея и олтилерных припасов, без чего в походе пробыть невозможно.

Сам поход князь собирается начать в первый день июля. Тогда же к нему в обоз Тевяшов, острогожский полковник, прислал ведомость строителя Донецкого монастыря Ионы — духовный пастырь подробно информирует о положении в Черкасске, из которого Василий Фролов со многими казаками ушел в Азов и «угнал войсковой табун коней от Черкаского»; о действиях Некрасова под Саратовом, Хохлача в Камышине, Павлова под Царицыном. Павлов после неудачи у Царицына присылал своих людей в Донецкий городок «брать пушек и ядер и огнянок». Но атаман Микула Колычев и другие казаки «станицею не дали». От Булавина привезли из Черкасска грамоту в Донецкий же городок, чтоб там «накладывали в будары запас государев и гнали б к Войску, что у них на острове (в Черкасске. — В. Б. ) запасом скудно». Иона же пишет о действиях калмыков по Медведице, Бузулуку и Хопру. А Драный «собираетца и хочет итить под князя Долгорукова, а инии кажут: бутьто под Ызюмь. А подлинно собираетца». Далее — «воровские казаки», человек с 50, пошли под Воронеж и под Усмань «для коней»; повел их русский человек. «А к Войску (в Черкасск к Булавину. — В. Б. ) велено итить з десятку по 3 человека; а не знать: для чего. А после им, бурлакам, велено итить к Царицыну».