Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

Переправа! Я очень ее боялся. Плавать я совсем не умел, не научился в детстве. В родном селе Печенкино нет ни ладного озера, ни сколько-нибудь мало-мальской реки, а есть речушка с милым названием Шеньга. Речушечка эта такая, что куры ее перебродят, не замочив брюха. В жаркое время она совсем пересыхает. А тут морской пролив. Случись что — пойдешь на дно колуном.

Немецкая авиация, хотя и с больших высот, но постоянно бомбила город Керчь, пролив, Тамань. В Тамани мы хорошо укрылись. В светлое время на поверхности земли не показывались. Всякие передвижения были строжайше запрещены. Но удастся ли так же скрытно от противника переехать пролив? В случае обнаружения немцы могут крепко выкупать нас, а то и за милую душу отправить на корм рыбам, что со многими случалось до нас. Погибать же, не вступив даже в бой, ой как не хотелось!

Нам повезло. Переправились мы благополучно. За две ночи весь 151-й УР был на Керченском полуострове. Наш 343-й ОПАБ расположился в селе Чалтырь.

Примерно через полчаса, после того как я со штабом явился в Чалтырь, мне доложили, что в погребе одного дома обнаружен пучок разноцветных проводов. Вывод из погреба не оборван, а тщательно зарыт в землю и уходит куда-то вдоль улицы. Доклад сержанта-связиста встревожил и насторожил меня. Подозрительный провод! Я вызвал начальника связи батальона и приказал подключиться к тому пучку. Подозрение мое подтвердилось: по проводу велся разговор на немецком языке.

Не медля ни минуты, я доложил об этом начальнику штаба УРа капитану Монастырскому, а тот — в штаб Крымского фронта. Оттуда последовала команда: начальнику штаба УРа и мне явиться во фронтовое управление.

Нас встретил дежурный по штабу, подполковник. Проверив документы, коротко бросил:

— Вас примет сам Мехлис!

Слово «сам» подполковник подчеркнул интонацией голоса.

Мехлис — это армейский комиссар первого ранга, начальник Главного политического управления Красной Армии, заместитель наркома обороны, представитель Ставки Верховного Главнокомандования на Крымском фронте. Ого!

Признаюсь, мы — говорю о себе и Монастырском — изрядно перетрухнули. Начальник штаба УРа еще по дороге в штаб дважды меня спрашивал: «Там ничего не напутали твои охламоны-связисты? — и предупредил: — Ну, смотри, Поникаровский! В случае чего — головы тебе не сносить». Я и сам понимал: за дезинформацию на войне в самом прямом смысле можно лишиться головы. Только я был уверен в своих «охламонах».

Дежурный по штабу провел нас в приемную Льва Захаровича Мехлиса. Здесь в напряженном ожидании сидели несколько генералов и полковников. Тишина — слышишь пролетающую муху.

Мы сидели в приемной четыре часа. Адъютант армейского комиссара одного за другим приглашал в кабинет ожидающих.

Услышав свою фамилию, вызываемый военный испуганно вскакивал, одергивал китель и скрывался за дверью. Все вызванные на прием к начальству военные — солидные, далеко не молодые — сейчас, здесь, напоминали провинившихся школьников, вызванных к директору школы. Из кабинета Мехлиса все военачальники выскакивали раскрасневшимися, как из жаркой бани. Наблюдая такую непривычную обстановку, прямо скажу, мне и капитану Монастырскому было не по себе. Но раз мы здесь, то надо нести свой крест и терпеливо ждать вызова.

Подошла, наконец, и наша очередь. Ступили в кабинет, застыли на мягком ковре, как положено, представились. Армейский комиссар нахмурился, пронзительным взглядом просверлил нас, резко бросил:

— Ну, докладывайте, каких шпионов вы там нашли?

С дрожью в голосе я доложил о немецком проводе.

— Вражеская связь действующая! — заключил я.

Мехлис нажал кнопку звонка. В дверях появился адъютант.

— Начальника связи и особиста ко мне.

Мы предполагали, что заместитель наркома, начальник Главного политуправления РККА и представитель Ставки поинтересуется нашим УРом, спросит о дороге до Тамани, о переправе, о боеготовности части. Ни о чем не спрашивал нас армейский комиссар первого ранга. Он стоял за столом, все более хмурился и молчал. По стойке «смирно» стояли и мы, не решаясь вылезать с докладом о своем УРе. Минут через пять в кабинет вошли два полковника. Доложились. Не глядя на них, армейский комиссар распорядился:

— Поезжайте вот с этими, — кивнул на нас, — оба. Зачем — в дороге выясните. Завтра в двенадцать ноль-ноль доложите мне о принятых мерах. Все, свободны!

Мы, как и те, кто был до нас, из кабинета представителя Ставки вылетели пулей. И только в машине облегченно вздохнули и утерли со лбов пот. Я, кажется, даже перекрестился. Слава богу, пронесло!

Начальник связи фронта и начальник особого отдела — НКВД фронта — сразу же после прибытия в Чалтырь убедились в достоверности нашего доклада. Связь была вражеская, шпионская. Тотчас же они вызвали из фронтового управления связистов и контрразведчиков. Связисты подключились к немецкому проводу и потянули линию к штабу фронта, а контрразведчики во главе с особистом пошли по немецкой линии (ее след был заметен) к городу Керчи.

В ночь с 30 апреля на 1 мая, тщательно соблюдая правила маскировки, походным порядком батальоны пришли в полосу укреплений и заняли свои участки. Тяжелое вооружение: пушки, минометы, пулеметы, а также боеприпасы — в эту же ночь доставили машинами, выделенными нам тылом фронта. Со скрытностью до сих пор нам везло.

Теперь надо было освоиться и обжиться в своем доме. Времени отпускалось немного. По разведданным, с которыми нас познакомило командование УРа, противник готовится к наступлению и начнет его примерно 12 мая.

С утра 1 мая работники штаба нашего 343-го батальона занялись проверкой связи с огневыми точками, а гарнизоны дотов и дзотов устанавливали пушки и пулеметы, уточняли секторы наблюдения и обстрела. Командир батальона капитан Михайлов и я отправились на командный пункт стрелкового полка, занимавшего предполье перед огневым рубежом ОПАБа, чтобы представиться командованию, договориться о связи и взаимодействии в бою, получить дополнительные сведения о противнике.

В лабиринте траншей и окопов мы с большим трудом отыскали КП. Нашим соратником оказалась Азербайджанская стрелковая дивизия, прибывшая сюда месяц назад. Бойцы этой дивизии помогали населению достраивать объекты УРа.

Дивизия была необстрелянная, командиры и бойцы в боях еще не участвовали. Сведения о противнике у наших соседей были недельной давности. Узнали мы, что сейчас противник ведет себя тихо, его почти не видно и не слышно. Правда, когда помогали достраивать огневые точки УРа, то немцы изредка постреливали из пушек. «Вон с той горы, из леса». Да только стреляли никудышно. Ни один снаряд не попал ни в дот, ни в дзот, ни в КП. «То недолеты, то перелеты. Мазилы!»