Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

Приказ краток: форсировать Южный Буг, овладеть селом Долгая Пристань и гнать противника до границы, не давая ему передышки. На реке перед селом — мост. Немцы его не взорвали. Видимо, ждут свои отходящие части. Но он наверняка заминирован и охраняется сильным заслоном. Сунуться на него — значит потерять много жизней. Да и неизвестно, удастся ли прорваться. Переправляться на конях через реку невозможно. Только что был ледоход, и вода ледяная. К тому же начался паводок, Южный Буг вздулся и час от часу прибывал.

Командир полка и штаб ждут разведчиков, посланных вверх и вниз по реке. Первыми возвращаются «верхние». Ничего утешительного. Правый берег крутой и укреплен противником. Без больших жертв не зацепиться. Да и с переправочными средствами худо. Посланные же вниз по реке нашли подходящую переправу в десяти километрах от Юзефполя, возле села Токаревки. Местные жители ждут не дождутся своих. По просьбе разведчиков они начали собирать лодки, разбирать хаты и хозяйственные постройки для плотов.

Вечером полк тихо снимается. На берегу перед мостом, зарывшись в землю, остается первый эскадрон. Его задача и задача дивизионного артминполка — создать видимость, что форсировать реку мы готовимся только здесь, и этим ввести противника в заблуждение. Обман противника удался как нельзя лучше. Всю ночь по Долгой Пристани размеренно долбили наши пушки. На берегу в разных местах ржали лошади и стучали топоры.

А тем временем форсированным маршем полк пришел в Токаревку, из подготовленного лесоматериала сколотил плоты и безо всяких потерь переправился на тот берег. На рассвете с фланга и тыла мы ударили по Долгой Пристани. Удар был ошеломляющим и настолько неожиданным, что противник сразу побежал, забыв даже взорвать мост. Мы начали преследование.

За неделю мы продвинулись на юго-запад на триста километров, освободив много населенных пунктов. Среди них такие крупные, как Синява, Ямполь, Киштейницы, Кукурузяны и город Оргеев. Дальше продвигаться стало невмочь. Из-за бездорожья далеко отстали тылы. Мы оказались без продовольствия, фуража и почти без боеприпасов. Но если продовольствием и фуражом нас выручало местное население, то боеприпасов оно не могло дать.

Трудное, если не сказать критическое, для нашего полка сложилось положение в молдавских селах Киштейницы и Кукурузяны. Заняв эти два села, мы расположились в них на суточный привал. В Киштейницах остались первый и четвертый эскадроны, минометная и артиллерийская батареи, тыловые подразделения. В Кукурузянах разместились второй и третий эскадроны и штаб полка. С нами следовали и расположились в Кукурузянах по одному эскадрону из 39-го и 41-го полков. Общее командование этими подразделениями в селе было возложено на начальника штаба капитана Драбкина (фамилия изменена). Но не успели мы еще устроиться, как наше боевое охранение завязало бой с подходящей к селу Киштейницы колонной противника. И вместо отдыха нам пришлось занимать оборону. Нашей бедой было то, что у нас очень ограниченное количество боеприпасов. Мин и снарядов мы имели только НЗ (неприкосновенный запас) для самообороны. Патронов у казаков оставалось по 10–15 на карабин и по одному-двум дискам на автомат. А у противника танки и бронетранспортеры. Чем и как отбиваться? Били только наверняка. По редкой стрельбе гитлеровцы скоро поняли, чем мы «дышим», и усилили нажим. И вот они уже на окраине Киштейниц. Решительной конной атакой мы отогнали немцев. Удержались мы и во второй атаке. Тогда гитлеровцы отступились от нас. Обойдя село стороной, они двинулись на Кукурузяны и вскоре завязали там бой. Село немцы взяли в кольцо. И скоро ворвались в него.

Бой шел за каждый дом. В ход пошли последние гранаты, последние патроны, а за ними шашки, ножи, лопаты и приклады оружия. В помощь дерущимся командование полка направило во главе с комиссаром первый эскадрон, собрав ему все остатки гранат и патронов. Эскадрон, ударивши по противнику с тыла, помог разгромить ворвавшихся в село немцев.

Знамя полка. Знамя части. В Советской Армии с первых дней ее рождения живет такой закон: утерял Знамя, утратил его — утерял и утратил воинскую честь. Полк, отдельный батальон или дивизион, сколько бы много бойцов в них ни оставалось, расформировывается. Части без Знамени не существует. Знамя — святыня. Если же Знамя сохранено, сохранен и полк, сохранена любая часть, пусть в ней останется лишь десяток-другой воинов. Полк будет жить, будет жить и его честь, его боевая слава. В Кукурузянах сложилась такая обстановка, что знамя нашего 37-го гвардейского оказалось под угрозой захвата противником. И это могло случиться, если бы не ПНШ-1 Корней Ковтуненко. Он спас его. В самую критическую минуту Ковтуненко отделил полотнище от древка, обернул им себя, сверху надел гимнастерку и затянулся ремнем. Потом накинул шинель. Трем казакам из комендантского взвода он приказал не отходить от себя ни на шаг.

— Если я буду убит, — жестко сказал офицер, — то Знамя возьмет тот, кто останется в живых. Если все будем мертвые, то и мертвые мы обязаны сохранить наше гвардейское Знамя.

Знаменосец по собственной инициативе Корней Ковтуненко и три казака-ассистента на конях пошли на прорыв. С шашками наголо. Казаки-ассистенты погибли. Судьба сохранила Корнея Ковтуненко. Он сберег Знамя и сберег честь полка.

Смелость и осторожность, говорят, на одном коне ездят. Эти слова я вспоминаю всякий раз, когда начинаю размышлять о двух людях. Один из них — Корней Ковтуненко. Чуть насмешливый и прямой, отлично знающий штабную работу, очень смелый, порой до безрассудства, он всегда рвался в бой. Личностью совершенно противоположной был новый начальник штаба. Как-то о нем я заговорил с Корнеем, высказав мысль, что не слишком ли осторожен начштаба, что во время боя его никогда не найдешь.

— Осторожен? — усмехнулся Ковтуненко. — Нет, не то слово. Он просто трус.

Признаюсь, меня кольнула нехорошая мысль: уж не зависть, не обида ли заговорила в моем друге. Только на Ковтуненко это не похоже, не в его характере. Я спросил Корнея, в чем же трусость НШ? Он не стал распространяться. Буркнул что-то невнятное. Но наш разговор услышал заведующий делопроизводством штаба старший лейтенант Поляков.

— Да, Ковтуненко прав, — вступил тут же в разговор Поляков. — За три месяца пребывания в полку он не написал ни одного приказа и не оформил ни одного решения командира полка. Едва услышав выстрелы вблизи, начальник штаба сразу исчезает. То в штадив его вызывают, то ему тылы надо проверить…

Исчез Драбкин и из Кукурузян, хотя он был старшим начальником здесь. Лишь сообщил заведующему делопроизводством, что его срочно вызывают в штаб дивизии. Бой в селе продолжается до глубокого вечера. Наконец он утих. Ночью к казакам, зажатым в центре села, проник командир взвода полковых разведчиков лейтенант Кальмин. Перед рассветом, когда, по народной молве, черти в кулачки играют, через оборону противника без единого выстрела он вывел всех из окружения. Для этого был использован глубокий и топкий овраг, который разрезал Кукурузяны на две части. Немцы никак не могли предполагать, что по топкому оврагу может кто-то пройти.