Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

В бою за Естер и Почай потери эскадронов были незначительными. Зато мы, минометчики, пострадали крепко. От разрывов двух тяжелых мин на огневой позиции взвода было разбито два миномета, убито девять и пятеро казаков ранены. Особенно тяжкой и горькой для меня, да, наверное, и для всех батарейцев, была гибель командира второго взвода лейтенанта Ромадина и парторга батареи Павла Марченко. С ними я прошел путь от Северного Кавказа. С ними я делил все радости и горести походной жизни. Они были настоящие боевые друзья, истинные товарищи, мои первые помощники во всех делах. Я уважал, любил их братской любовью.

Юрий Ромадин был трижды ранен. Но каждый раз он возвращался на свою батарею, в свою семью, причем дважды — не долечившись, просто сбегал из госпиталя, считая, что среди своих ребят он скорее долечится. Последний раз Ромадин был ранен под Юзефполем. Нас он нашел уже в Румынии. Помню, у меня с ним тогда произошел полушутливый разговор.

— Теперь, после трех отметин, мне уже ничего не страшно, — сказал Ромадин и усмехнулся.

— Это почему же?

— Поверье такое есть, комбат: если тебя три раза клюнул жареный петух, то больше уже не доберется…

Вот тебе и не доберется.

Павел Марченко, парторг. Сколько теплых и душевных писем он написал родным и близким казаков, рассказывая в них о мужестве своих товарищей. Душа-человек. Не одна семья получила от Марченко слово благодарности за воспитание замечательных воинов. Он аккуратно делал очень трудную и очень горькую работу, сообщая родным о гибели их сыновей, о месте захоронения, о скорби и вечной памяти, которую сохранят батарейцы. Он называл эти письма «похоронными». А теперь вот и о самом надо писать. Ах, война, война! Сколько матерей не дождутся своих сыновей, сколько солдаток останутся вдовами, сколько жизней она еще оборвет. После каждого боя возле дорог, на околице сел и городов мы оставляем братские могилы. И при каждом захоронении мозг сверлит одна неотвязная мысль: может, скоро и самому придется лечь в одну из них? И еще другая: живым надо жить и бороться за себя и всех живых. Мстить за погибших без пощады, до полной Победы!

В этом бою был ранен командир расчета и секретарь комсомольской организации батареи Никифор Комаров. Перевязав себе ногу, Никифор продолжал командовать расчетом. И только тогда, когда бой утих, он пошел в медпункт.

— Вы тут занимайтесь делами, — сказал он своим казакам, — а я, как только переменят повязку, вернусь.

Не скоро вернулся Никифор на батарею. С медицинского пункта его прямым ходом отправили в госпиталь, дивизионный санэскадрон. Рана оказалась опасной.

…Я вызвал старшину Рыбалкина. Он пришел от всего отрешенный, притихший. Давненько от него никто не слышал обычных шуток. Раньше он говорил: «Боюсь одного: голову потерять. А то навек калекой останешься». Теперь не говорит. Молчит. После гибели сына он не пришел еще в себя. А тут новые утраты — гибель людей, с которыми он дружил.

— Алексей Елизарович, придется принимать вам второй взвод.

— Придется, — глухо сказал он и вздохнул.

Он все понимал. Мне почему-то вдруг захотелось обнять этого мужественного и стойкого человека, но я сдержался. Телячьих нежностей Алексей Елизарович не любил.

В Почае у нас состоялось летучее партийное собрание. Коммунисты батареи избрали своим парторгом Рыбалкина. Алексей Елизарович не возражал.

— Тяжела ноша, — сказал он, — но нести надо.

Сметая мелкие вражеские заслоны, расчищая завалы, мы продолжали марш. Без сна и отдыха, днем и ночью мы преодолели 120 километров труднейшего пути и 19 октября вышли на подступы к городу Дебрецену с восточной его окраины.

Нас не ждали! Не ждали с этой северо-восточной стороны.

Связанное по рукам и ногам боями южнее и западнее города — бои шли уже неделю — немецко-фашистское командование было спокойно за северо-восток. С этого направления город, как ему казалось, надежно прикрывали горы с их малопроходимыми тропами и дорогами. К тому же оно, по-видимому, еще не знало об уничтожении нами сильных гарнизонов в горных селениях Естер и Почай и засад на дороге, ведущей от румынской границы. А мы, как птицы небесные, спустились с гор и ранним утром оказались под стенами города в каких-нибудь трех километрах!

Внезапность появления там, где нас не ждут, быстрота действий были всегда главным козырем конников. Вот и в этот раз. На подступы Дебрецена вышло пока немного сил: наш головной полк, 182-й артминометный, две батареи истребительно-противотанкового полка и танковое подразделение из четырех «тридцатьчетверок». Остальные полки дивизии находились еще на марше.

Разведка установила: в километре от окраины города вырыт противотанковый ров и поставлены в несколько рядов проволочные заграждения. Разветвленной системы окопов, траншей, дотов и дзотов, минных полей между противотанковым рвом и окраиной города нет. Ждать подхода и сосредоточения всей дивизии — значит дать противнику время разобраться в обстановке, подтянуть силы и встретить нас организованной обороной, проломить которую будет нелегко. Тут дорог каждый час. И командование полка принимает решение: атаковать противника в конном строю и во что бы то ни стало зацепиться за окраину. Потом другие полки, с марша вступая в бой, разовьют успех. Старая истина: смелость города берет. Ниделевичу в смелости не откажешь. Преимущество внезапности упускать нельзя.

Но тут случилось непредвиденное. Из одной окраинной улицы выскочило десятка полтора танков. Развернувшись в боевой порядок и стреляя на ходу, танки помчались на нас. Это была полная неожиданность. На какое-то время у нас произошло замешательство. Мы готовились к наступлению, к атаке, а надо обороняться. Вся наша артиллерия, все минометы были в походном положении, огневые позиции не только не оборудованы и не заняты, но еще и не выбраны. Указаний из штаба полка никаких нет. А передние вражеские танки миновали уже проволочные заграждения и ров. Замешательство длилось считаные минуты. Нам помогли опыт и привычка ко всяким случайностям. Артиллеристы и минометчики быстро заняли огневые позиции и с дистанции километра открыли дружный и точный огонь. Из полутора десятков танков артиллеристы подбили восемь. Остальные повернули назад. И тут рванулись к городу четыре наших танка, первый и четвертый эскадроны. Лихая конно-танковая атака! Поддерживая огнем танкистов и конников, мы не жалели снарядов и мин.

Немцы, занимавшие оборону на окраине города, почему-то молчали. Или их ошеломила конно-танковая атака, или наш огонь не давал поднять головы, или у страха глаза велики. К нашему внезапному появлению они психологически не были готовы и растерялись. Их было мало, и они сразу же стали отходить. Достигнув окраинных домов, эскадроны спешились. Но не остановились, рванули в улицы. Теперь уже не два эскадрона, а дрался весь полк, все подошедшие полки дивизии, очищая от врага улицу за улицей. Мы шли помогать другим частям фронта, штурмующим город, а получилось так, что они стали помогать нам. Бой шел весь день и всю ночь. Утром Дебрецен — третий по численности город Венгрии — был очищен от вражеских войск.