Анжелика Балабанова - Моя жизнь – борьба. Мемуары русской социалистки. 1897–1938

Я увидела, что и многое другое тоже изменилось. В моем бывшем офисе вместо меня расположился бывший посол в Швейцарии Берзин, больной, вспыльчивый старый большевик, тщеславие которого тешил его дипломатический пост. Увидев, что он сверх меры доволен тем, что занял мой офис и «чин» в Москве, я решила оставить его в покое и снова уехать из Москвы в пропагандистскую поездку. Центральный комитет с готовностью согласился, но военное положение внезапно стало таким острым, что я оставила этот план. Одна из белогвардейских армий под командованием Юденича наступала на Петроград, и даже Москва была под угрозой. Все члены партии были мобилизованы на военную службу или пропагандистскую работу.

В течение тех недель нависшей опасности я выступала в среднем по пять раз в день, и, хотя я была физически истощена от недоедания и постоянного напряжения (у меня постоянно была температура ниже нормы), я была бы рада работать даже еще больше. Революции в это время угрожала более серьезная опасность военного разгрома, чем в какое-то другое время начиная с 1917 года. На многолюдных митингах, на которых я выступала, я видела русских мужчин и женщин, готовых пожертвовать своей жизнью и жизнью своих детей, чтобы защитить свои нелегко доставшиеся завоевания от этих военных представителей старого режима. Имя Троцкого, который организовал Красную армию и сделал из нее действенную воинскую силу, звучало в это время даже с большим воодушевлением, чем имя Ленина. Казалось, он олицетворяет победу и смелость, и, когда он уехал из Москвы, чтобы возглавить оборону Петрограда, надежды революции как будто были возложены на его плечи. Однако, несмотря на опасность, в Москве было тихо и относительно спокойно.

Вскоре после разгрома вражеской армии у ворот Петрограда я с удивлением получила официальное распоряжение Центрального комитета уехать из Москвы в санаторий. Сначала я подумала, что это распоряжение, вероятно, было результатом ошибки. В Советской республике женщины и дети пользовались особыми привилегиями в таких вопросах, но другие женщины в партии, не говоря уж о тысячах простых граждан, так же страдали от переработки и недоедания, как и я. До этого никто никогда не проявлял какой-то особой озабоченности состоянием моего здоровья. Когда я навела справки, я обнаружила, что ошибки не было: Центральный комитет желал, чтобы я «отдохнула в санатории».

Пребывание в санатории было одной из самых желанных и труднодостижимых привилегий в то время, привилегией, просить о которой следовало за несколько месяцев заблаговременно, потому что только там можно было получить особое питание, предназначенное для больных и инвалидов. Даже среди активных членов партии всегда возникала зависть и недовольство, когда казалось, что разрешение поехать в санаторий давалось кому-либо, кто был не очень серьезно болен или так или иначе не имел на это права. Знание этого приводило меня в еще большее смущение.

– Я не больна и не настолько стара, чтобы уходить на отдых, – сказала я генеральному секретарю партии Крестинскому (впоследствии посол в Германии). – Я достаточно полна сил, чтобы работать, и хочу продолжать работать.

– Послушайте, товарищ Балабанова, – ответил он, когда увидел, что я отказываюсь принять это распоряжение, – у нас есть работа, которая безусловно удовлетворит вас и которая имеет чрезвычайную важность для нас. Мы хотели бы, чтобы вы возглавили агитпоезд, который мы подготавливаем для отправки в Туркестан.

Если меня удивило распоряжение поехать в санаторий, то уж это предложение удивило меня еще больше. Поездка в Туркестан означала месяцы изматывающего путешествия по отсталому, охваченному тифом краю в то время, когда я, как считалось, была настолько больна, что мне необходимо ехать в санаторий! Понимая чрезвычайную важность такой поездки, я задавалась вопросом, почему так случилось, что в такое время выбор пал на меня. Эти агитпоезда были способом наладить контакты между центральным правительством и остальными частями страны. Выпуску газет препятствовала нехватка бумаги, типографской краски и оборудования; другие средства связи были плохими и нерегулярными. А пропаганда была так необходима для укрепления и защиты революционной власти, что почти всякая другая деятельность должна была быть подчинена этому. В то время перемещение по стране стало почти невозможным или невыносимым из-за нехватки топлива и подвижного состава (очень часто поезда вынуждены были останавливаться, а пассажиры – выходить и рубить в окрестностях лес на топливо). И когда Троцкий объявил, что в Центральной России стоит тысяча устаревших локомотивов, то были построены новые, современные поезда, чтобы нести правительственную агитацию и помощь в отдаленные уголки страны и привозить назад свежую информацию. Такие чудеса возможны только в периоды колоссальной веры, энтузиазма и самопожертвования, внушенного общей целью. Так как большая часть населения была неграмотна, поезда украшались простыми, но привлекательными лозунгами и плакатами. Они везли сотни плакатов на гигиеническую, сельскохозяйственную, промышленную и образовательную тематику и, останавливаясь на каждой станции, предлагали населению кинофильмы, музыкальные и другие программы. В каждом поезде ехали два представителя от каждого комиссариата, чьими обязанностями было просвещать и инструктировать местные административные органы в части выполнения своих функций. В поезде также был представитель ЧК, и все те, кто хотел обратиться с жалобой или подать апелляцию, могли обратиться к представителю центральной власти. Всякий раз, когда поезд останавливался, произносились вводные и заключительные речи. Это и должно было стать моей работой.

– Почему вы полагаете, что я тот самый человек, который должен поехать в Туркестан? – спросила я Крестинского. – Я даже не говорю на местном языке. А там отсталое население с психологией воинов – мужчина произвел бы на них лучшее впечатление!

– Нам нужно очень известное имя, нам нужна примадонна, – ответил он. Он не понял, насколько это замечание не понравилось мне, и продолжал: – Подготовительная работа начнется безотлагательно. Представители комиссариатов будут представлять вам на рассмотрение и одобрение отчеты, которые они будут составлять в ходе поездки; затем последует общее обсуждение. Приготовления займут какое-то время, а тем временем уполномоченные будут приходить к вам в удобное для вас время.

– Тогда у меня есть время, чтобы решить, поеду я или нет, – ответила я.

Крестинский ничего не ответил.

В течение следующей недели планы поездки строились так стремительно, как будто все уже было решено. Представители комиссариатов приезжали со своими докладами, и мы часами обсуждали их. Меня удивил и даже несколько позабавил тот факт, что некоторые пылкие революционеры так быстро стали не только хорошими чиновниками, но и хорошими бюрократами. Время от времени кто-нибудь из моих друзей спрашивал меня: «Ты что, на самом деле едешь в Туркестан?» А один из них предупредил меня: «Это ход Зиновьева. Он пытается избавиться от тебя».