Амазасп Бабаджанян - Танковые рейды

Им неизвестно, что советский солдат-победитель воспитан не на тлетворных, зловредных идеях мести, хотя ему есть за что мстить, а на светлых идеях человеколюбия, глубокого уважения к народам мира.

Время бежит. 28 февраля я с группой офицеров прибыл на КП командующего 3-й ударной армией генерала Н. П. Симоняка, в полосе которой должен был вводиться в прорыв наш танковый корпус. Следовало в последний раз уточнить все вопросы взаимодействия.

Н. П. Симоняк принял нас как нельзя любезно и радушно. Работа наша затянулась до самого рассвета.

— Оставайтесь, — предложил генерал, — мы танкистов любим. Вместе позавтракаем, а там — айда на врага. Обеспечим вас связью, и отсюда сможете руководить своими войсками.

Мы поблагодарили, но остаться, конечно, не согласились.

— Ну, добре. Тогда поскорее тикайте отсюда, хлопцы, бо скоро начнется артподготовка, а под снарядами по полям прогуливаться не очень безопасно.

Комкор Бабаджанян ставит подчиненным боевую задачу

И верно. Не успели мы проехать и полпути, как небо расколола артиллерийская канонада. Мы передвигались лощинками, петляли вправо, влево, пока не наткнулись на батарею 122-миллиметровых гаубиц. Оттуда выскочил старший лейтенант и довольно нелестно аттестовал нас. Приблизившись и увидев в машинах нескольких старших офицеров, извинился. Мы ответили, что ему незачем извиняться, мы действительно не очень умно поступаем, разгуливая под дулами гаубиц. Он пожелал нам счастливого пути, при этом так покачав головой, что было понятно — не слишком он изменил свое мнение о нас.

Но что поделать, надо же было поскорее добраться до своих частей, ведь артподготовка означала: наступление фактически началось.

Началось. Войска 3-й ударной, 61-й армий и 1-й армии Войска Польского двинулись вперед по всему фронту. Двинулись, несмотря на мокрый снег и туман, который в низинах был настолько плотным, что не было видно ни зги. За три часа удалось продвинуться всего на полтора-два километра.

И противник оказывал сильное сопротивление, опираясь на хорошо в инженерном отношении организованную оборону. Необходимо было ускорить прорыв ее тактической зоны.

Танкисты ждали, что вот-вот их бросят на прорыв вражеской обороны. Так и случилось. Передовые отряды 11-го гвардейского танкового корпуса в 11 часов утра 1 марта двинулись вперед, на север, вслед за ними начали движение главные силы корпуса. Правее нас действовал 8-й гвардейский механизированный корпус И. Ф. Дремова.

За несколько дней до этого на совещании в штабе армии, где уточнялись задачи корпусов и где было определено, что единственная дорога с твердым покрытием оказывается в центре движения моего танкового корпуса, ко мне подошел Иван Федорович, взял ласково под руку и отвел в сторонку.

— Скажи, Армо, я твой друг или нет?

— Несомненно, ты один из моих лучших друзей, — отвечал я, предвидя, что Дремов задает вопрос отнюдь не риторически.

— Скажи еще, это правда, что по кавказским адатам полагается: если твоему другу что-либо понравится, ты должен ему это подарить?

— Почти что так.

— Почему почти?

— Ну… потому что адаты не позволяют дарить жену, любимого коня…

— Правильные адаты, — перебил меня Дремов. — Жену нельзя дарить, коня у нас с тобой нету. А вот дорогу на Кольберг давай поделим поровну.

— Это как же: правая сторона шоссе тебе, левая — мне?

— Не темни, Армо, ведь ты понял, давай этой дорогой пользоваться вместе. Возражай не возражай, все равно и мой автотранспорт пойдет по этой дороге. Понял? Соответствует это твоим адатам?

— Ладно, Иван Федорович, пусть соответствует. Только уж смотри отрегулируй как следует движение колонн.

Подбитая «Пантера»

Оттепель и весенние дожди сделали свое неблаговидное дело — все грунтовые дороги превратились в сплошную кашу. Повсюду застревали автомашины, артиллерия.

Пока мы с И. Ф. Дремовым вдвоем на шоссе, все куда ни шло. Но тут на единственное шоссе стали сворачивать и другие колонны наступающих войск. Образовалось великое столпотворение — пробки, пробки, пробки. Одно счастье — пасмурно, низкая облачность — нелетная погода, а то бы худо пришлось нам от авиации противника.

Офицеры штабов, досылаемые для ликвидации заторов на дорогах, ничего не могли добиться. В горячке на бой с пробками ринулись и мы с моим заместителем полковником П. А. Гаркушей.

Но ни наши увещевания, ни строгие окрики, ни настойчивые распоряжения не возымели серьезного успеха — все офицеры тыловой службы стремились со своими запасами не отставать от боевых порядков своих войск, и пробки на нашей дороге не рассасывались, а, наоборот, утрамбовывались.

Мы с Гаркушей выбились из сил, а тут, как на грех, еще и наскочили на командарма М. Е. Катукова, который вместе с начальником оперативного отдела полковником М. Т. Никитиным пробивался сквозь заторы на север, поближе к действующим частям.

— Тебе, Армо, надо руководить боем своих передовых бригад, а не с пробками воевать! — строго выговорил мне командарм.

Я не стал возражать, Катуков был прав: несмотря ни на что, командиру следует точно определять, где он нужнее, и находиться именно там. Надо уметь и в условиях боя расчетливо распределять обязанности между собой, своими заместителями и помощниками, а не хвататься сгоряча за все самому.

— Необходимо ускорить продвижение бригад на север, — приказал командарм. — Учти внимательно дела соседей — это поможет. Никитин растолкует, что у них.

«При чем тут соседи?» — подумал было я.

Но М. Т. Никитин растолковал. Так растолковал, что сразу стало ясно, как действовать дальше.

Матвея Тимофеевича я знал с осени 1942-го, он был начальником штаба 3-го мехкорпуса, где я командовал бригадой. Он вызывал восхищение окружающих своей блестящей эрудицией и феноменальной памятью: без всяких записок мог диктовать длинные оперативные сводки, помнил о частях и соединениях то, что не хранили в памяти даже сами командиры этих частей.

— Амазасп Хачатурович, знаете, как проще всего ликвидировать эти пробки? — спросил в заключение М. Т. Никитин. — Действующим частям быстрее, с боями, продвинуться на север. Когда танковые бригады вырвутся далеко вперед, автомобильные пробки рассосутся сами собой.

Подбитый Pz.Kpfw.IV

И в самом деле, выход единственный — самый простой и потому столь разумный. Я от души поблагодарил Матвея Тимофеевича, тогда — полковника Никитина, а впоследствии — генерал-полковника Никитина, начальника Главного штаба Сухопутных войск, восхищаясь его умением находить удивительно простые решения, казалось бы, безвыходно сложных проблем…