Василий Катанян - Современницы о Маяковском

Я говорю ему это.

Он долго молчит, глядя перед собой, поворачивая своей большой рукой граненый стакан с красным вином. Потом говорит очень тихо, скорее себе, чем мне:

— … и тихим

целующим шпал колени

обнимает мне шею колесо паровоза…

Вот с чем перекликаются эти строки, детка.

1927 г.

Апрель

Москва

МАЯКОВСКИЙ ОБИЖАЕТСЯ

Сидя в такси между оживленно разговаривающими Маяковским и Катаняном, я клюю носом.

Мы возвращаемся из клуба мастеров искусств в Старопименовском переулке.

Вася приехал в Москву в командировку, я — повидаться с родителями. Маяковский показывает нам Москву, как хозяин свой дом. Водит по всяким интересным местам, приглашает на все свои выступления, знакомит с разными людьми…

Мне хочется спать, я натанцевалась, немножко выпила и мечтаю поскорее добраться до постели.

У "Гранд-Отеля" Вася вылезает — он живет там, а меня Владимир Владимирович везет на Ново-Басманную, к родным.

Как только машина трогается, я быстро передвигаюсь в Васин угол, чтобы удобнее пристроиться и подремать.

И вдруг я слышу сердитый и обиженный голос Маяковского:

— Вы что же — решили, как только мы останемся одни, так я сразу и начну приставать к вам?

Что-то есть в его голосе такое, отчего с меня моментально слетают и сон и хмель.

— Что вы, Владимир Владимирович, да я ничего такого и не думала…

— Шарахнулись, как от гремучей змеи…

В полном молчании доезжаем мы до дома.

НА ДАЧЕ В ПУШКИНО

На даче Маяковского тихо, очень тихо. "Никого нет дома, — думаю я. — Владимир Владимирович забыл, что я должна приехать".

Но я ошибаюсь. Поднявшись на террасу, я вижу Владимира Владимировича. Он сидит за столом, на котором шумит самовар и расставлена всякая снедь. Рядом с ним девушка, моя ровесница.

Маяковский поднимается мне навстречу.

— А, Галенька…

Здороваясь с ним, я не свожу глаз с девушки. Такой красавицы я еще не видала. Она высокая, крупная, с гордо посаженной маленькой головкой. От нее исходит какое-то сияние, сияют ямочки на щеках, белозубая, румяная улыбка, серые глаза. На ней белая полотняная блуза с матросским воротником, русые волосы повязаны красной косынкой. Этакая Юнона в комсомольском обличьи.

— Красивая? — спрашивает Вл. Вл., заметив мой взгляд.

Я молча киваю.

Девушка вспыхивает и делается еще красивее.

Маяковский знакомит меня с Наташей Брюханенко и вопросительно смотрит на меня.

Чувствуя, что я попала не вовремя, я начинаю бормотать, что я приехала снять дачу… Вася говорил, чтобы зайти к вам…

— А, да, да… Сейчас позову кого-нибудь из хозяев, они всех тут знают. Садитесь, пейте чай…

Он наливает мне чашку, пододвигает хлеб, масло, варенье — но все это делается машинально. По лицу его бродит улыбка, он рассеян, и, выполнив свои хозяйские обязанности, он снова садится рядом с Наташей.

И тотчас же забывает обо мне.

На террасе опять воцаряется тишина, в которой слышно жужжание пчел. Пахнет липой, тени листьев падают на нас… Сначала мне немного неловко, но потом я понимаю, что не мешаю им, так они поглощены друг другом.

Я тоже погружаюсь в ленивую тишину этого подмосковного полдня. Мне хорошо сидеть здесь с ними, смотреть на их красивые, встревоженно-красивые лица. Изредка он коротко спрашивает ее о чем-нибудь, она односложно отвечает… Папироса в углу его рта перестает дымиться, он не замечает этого и сидит с потухшей папиросой…

Покрытые легким загаром девичьи руки спокойно сложены на столе. Они нежные и сильные — и добрая, большая, более светлая рука Маяковского ласково гладит их, перебирает длинные пальцы. Бережным, плавным движением он поднимает Наташину руку и прижимает ее ладонь к своей щеке.

…По-моему, они даже не заметили, что я ушла.

Там же, в Пушкино, 2 июня 1927 года мы были приглашены на дачу, где Маяковский должен был читать свою новую поэму "Хорошо!".

Сына мне оставить было не с кем, и я взяла его с собою. Все уселись на веранде, а Ваську я отправила гулять в сад. Маяковский начал читать. Но едва он успел прочесть вступление, как сын провалился в какую-то яму и поднял отчаянный крик. Чтение прервали. Извлеченный из ямы Васька продолжал орать. Пришлось убираться восвояси.

Я уходила, испытывая настоящее горе. Подумать только! Впервые читает Маяковский отрывки из своей поэмы, о которой кругом говорят как о событии, такие интересные, веселые люди собрались ее послушать, а я должна тащиться домой и сидеть там целый вечер. Очень мне было горько.

Я пишу это потому, что Маяковский, сочувственно смотревший на меня, сказал, чтобы я не огорчалась — где бы он ни читал свою поэму, он будет каждый раз приглашать меня.

Он никогда не бросал слов на ветер. Я слушала поэму несколько раз.

Почему-то каждый раз, когда я читаю в "Клопе" сцену, где двое рабочих смазывают голосовальную машину и один из них рассказывает, как мать его не могла голосовать, потому что держала сына на руках, — я вспоминаю летний день, дачу в Пушкино и тот полный сочувствия взгляд, каким смотрел на меня Маяковский.

Поскольку мне посчастливилось услышать в авторском исполнении "Хорошо!" несколько раз, то я запомнила строки, которые Маяковский пел, читая поэму.

На мотив "Оружьем на солнце сверкая":

Забывши

и классы

и партии,

идет

на дежурную речь.

Глаза у него

бонапартьи

и цвета

защитного

френч.

На мотив "Из-за острова на стрежень":

Под мостом

Нева-река,

по Неве

плывут кронштадтцы…

От винтовок говорка

скоро

Зимнему шататься.

1927 г.

Апрель

Москва

"ХОЧУ РЕБЕНКА"

Маяковский приводит нас в какой-то дом, где Сергей Третьяков читает свою новую пьесу "Хочу ребенка".

Пьеса эта написана на модную тему — о женщине, которая хочет ребенка, но не хочет выходить замуж. Героиня пьесы, забеременев, расстается с отцом ребенка, так как он выполнил свою функцию и не нужен ей. Между тем отец, очень симпатичный парень, рад, что он отец, рвется выполнять свои отцовские обязанности и никак не может понять, почему его от этого отстраняют.

Я была единственной женщиной среди слушающих, и когда Третьяков спросил мое мнение о пьесе — выразила неудовольствие по поводу того, что так плохо обошлись с героем.

Маяковского насмешили мои высказывания.

— Вступилась за нашего брата… — сказал он.

28 декабря 1928 г.

МЕЙЕРХОЛЬД СЛУШАЕТ "КЛОПА"

В маленькой столовой на Гендриковом переулке происходит чтение "Клопа". Владимир Владимирович читает в первый раз пьесу Мейерхольду.

Маяковский сидит за обеденным столом, спиной к буфетику, разложив перед собой рукопись. Мейерхольд — рядом с дверью в Володину комнату, на банкеточке. Народу немного — Зинаида Райх, Сема с Клавой, Женя [3], Жемчужный, мы с Катаняном, Лиля и Ося.