Маргарет Хаббард - Полет лебедя

Ханс посчитал, что не стоило объяснять, что ошибка была допущена печатником. Вместо этого он сухо улыбнулся и произнес:

— Но это была всего лишь очень маленькая собака, герр. Я не думаю, что к ней стоит обращаться с большой «С»!

Раздался одобрительный шепот. Священник вновь взглянул на страницу.

— Я верю, что это все. Я надеюсь, вы понимаете, Андерсен, что я сделал это только исходя из желания помочь вам. Молодое поколение нужно исправлять и поощрять, и я с большим желанием внесу в это свою лепту, — и он приготовился закрыть книгу.

Маленькая девочка, прислонившаяся к ручке кресла, которая все это время внимательно слушала каждое слово, быстро положила руку на книжку.

— Простите, герр, но вы не закончили. Есть маленькое слово, которое вы пропустили. Это слово — «и». Скажите нам, что вы думаете о нем?

По кругу прошла волна веселья. Даже в глазах Ханса Кристиана появилось что-то похожее на блеск. Господин, к которому был обращен вопрос, прокашлялся и беспомощно обвел присутствующих взглядом. Но никто не помог ему. Он прекрасно понимал, что это был непреднамеренный упрек.

— Ну, это слово использовано вполне правильно, я уверен. Думаю, это все. Всего доброго, Андерсен!

Священник попытался уйти с выражением непринужденности на лице, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах. Отец маленькой девочки, стараясь скрыть свою улыбку, увел ее прочь. Под прикрытием всеобщего замешательства, Андерсену удалось ускользнуть, но не незамеченным. В темном холле его нагнала Генриетта.

— Не обращай внимания на то, что они говорят, Ханс. Скоро все закончится. Ты напишешь что-ни-будь такое великое, что они не осмелятся тебя критиковать. И тогда ты сможешь оглянуться назад и рассмеяться!

В этот момент Ханс Кристиан был слишком далек от веселья, чтобы ответить. Он всего лишь кивнул, и Гетти, пожав плечами, вернулась к остальным. Возможно, резкий совет Эдварда будет для него сейчас намного лучше, чем ее сострадание.

Двое молодых мужчин с твердыми намерениями объясниться направились в кабинет. Они закрыли дверь и сели друг напротив друга. Эдвард не потрудился зажечь свечу. Он подбросил несколько поленьев в огонь, и по комнате распространился теплый мягкий свет.

Ханс упал в кресло и закрыл глаза. Эдвард не смотрел на него. Он знал, каким бледным и худым стал Андерсен за эти несколько недель. Тот запас сил и психической энергии, что дал ему летний отдых в Ютландии, Ханс Кристиан растратил в мучительных личных переживаниях об утраченной Элсбет и напряженной работе над книгой. Эдвард поставил одну ногу на решетку камина и наклонился, наблюдая за огнем.

— Тебе нужна перемена, Ханс, — задумчиво произнес он. — Мы с отцом обсудили эту проблему и решили, что тебе не следует дольше оставаться в Дании.

— У меня нет денег, — ответил Ханс, не открывая глаз.

— Ты должен позволить мне опубликовать «Фантазии». Это глупо хранить рукопись в ящике, заставлять пылиться, в то время как она сможет принести тебе некоторые средства, достаточные для сносного проживания.

Фигура Ханса Кристиана слегка шевельнулась в кресле.

— Как ты можешь заставлять меня опубликовать эту книгу, когда ты уверен, что она не такая хорошая, как «Путешествие»? Неужели ты не понимаешь, что скажут критики?

Эдвард пожал плечами.

— Какое это имеет значение? Ты должен жить на те средства, которые способен получить. У тебя еще не так много заслуг перед отечеством, чтобы просить короля установить тебе пенсию.

— Но разве ты не считаешь, что книга слабая? — упрямо настаивал Ханс.

— Плохая она или хорошая, но она будет хорошо продаваться благодаря популярности твоей предыдущей книги.

Ханс вздохнул и закрыл глаза. Намного проще было разговорить камень, чем вытянуть похвалу из Эдварда.

— Я никогда не буду больше писать. Мое чувство радости от творчества уничтожено. Мой ум болен, а тело устало. Я всегда работал лишь ради одной цели, всеобщего одобрения, но теперь и она испарилась. Мои ранние амбиции превратились в дурацкие мечты. Мне больше не к чему стремиться.

Эдвард окинул своего друга таким взглядом, что если бы последний увидел его выражение, то подлетел бы к нему, охваченный радостью. Но его слова были далеки от всего, напоминающего нежность.

— Почему бы тебе не поехать в Германию? Там ты избежишь холодной зимы и длительной непогожей весны. Познакомишься с новыми людьми. Твои первые стихи были переведены на немецкий, и, несомненно, в Германии ты встретишь теплый прием и Тика и Шамиссо. Неужели тебе не хочется увидеть Гамбург или Любек и горы Гарца.

Ханс Кристиан сел и схватил руку Эдварда.

— Ты серьезно говоришь? Или нет?

Эдвард улыбнулся и отнял свою руку, но на этот раз без своей обычной резкости.

— Спроси моего отца, если ты не веришь мне. Он подтвердит тебе, что я абсолютно серьезен.

— Но деньги?

— Они будут, если только ты мне позволишь опубликовать «Фантазии».

Исчезло последнее сомнение.

— Я сделаю это. Если нужно, я покину Данию и уеду так далеко, что критики не найдут меня. Возьми книгу! Опубликуй ее завтра. Пойдем ко мне домой, я отдам тебе ее!

Эдвард немедленно последовал за ним. Данное обстоятельство было вполне весомым оправданием для их исчезновения от гостей. Двое нашли свои шляпы и пальто и быстро вышли из дома. Ночь была ледяной, а в воздухе плавало несколько снежинок. Но никто из двоих не заметил этого. Они смеялись и болтали, планируя грядущее путешествие Ханса. В эту ночь они стали еще большими друзьями, чем были когда-либо до этого.

Она весь день простояла на крыше в ожидании, но он ушел странствовать по свету и рассказывать сказки.

«Летающий сундук»

Прошло четыре года, которые Ханс Кристиан провел, путешествуя по Германии, Франции и Италии, в кругу новых друзей, которых он так легко заводил. Он лишь раз вернулся в Копенгаген и задержался там ровно настолько, чтобы обратиться к королю с просьбой о стипендии для путешествия. Критики были безжалостны по отношению к «Теневым картинам», книге очерков, на написание которых его вдохновила первая поездка в Германию, а его длинная поэма «Агнета и Водяной» вызвала острые уколы практически от каждого человека. Даже Гетти Вульф была не в состояние похвалить ее. И когда Ханс Кристиан горько заявил, что все его друзья сговорились, чтобы уничтожить его и вытолкнуть из Дании, она смогла лишь с сожалением улыбнуться и предложить ему вновь отправиться в путешествие.

Это годы могли бы стать самыми счастливыми в жизни молодого писателя, если только можно назвать счастливым его лихорадочное существование. Радость от путешествия нарушалась резкими выпадами критиков, а долгие периоды мучительной депрессии сменялись еще более длительными периодами удовлетворенности. Но ему не давало покоя чувство, что он не выполнил обещание своих юных лет, данное им своим соотечественникам.