Степан Лопатин - Живая память

Мы следили за событиями в полосе правого соседа, не веря в осложнение обстановки. Такую картину можно увидеть в кино, поволноваться, сидя в зале, ничуть не опасаясь за собственную шкуру.

Но вот какой-то человечек в выцветшей гимнастерке, похоже командир, выбежал навстречу отходящей массе людей, гневно махая поднятой вверх рукой. Рядом с ним развернулся станковый пулемет "максим" и тут же застрочил. Очередь прошла, должно быть, над головами, ибо никого не сразила. Но произошло новое замешательство от встречи с огнем из тыла, где искали спасения. Люди останавливались, растерянно ложились на землю, поворачивались головами туда, откуда бежали.

К дальним домам выползло пятно, потом другое.

- Танки! - это выдохнул младший сержант Погорелов, командир орудия.

- До них более двух километров, - оборвал я его. - Там своих средств хватит.

В это время наблюдательный пункт переживал тревожные минуты. Подполковник Мосолкин кричал в трубку командиру второго дивизиона:

- Ширгазин! Ширгазин! Ты видишь справа? Паника! Настоящее бегство! Эээ... Подготовь заградительный огонь по окраине. По ближней окраине, я говорю! Всем дивизионом. И ставь, когда подбегут паникеры! Я приказываю, никаких разговоров!

На спине у Мосолкина через гимнастерку выступили темные пятна пота.

- Петрухин! Что у тебя? Спокойно? Как это спокойно, а справа видишь? Ну смотри, ты мне отвечаешь головой. (Майор Петрухин вновь командовал дивизионом вместо раненого капитана Денисенко.)

Обстановка менялась на глазах. Паникующий сосед был остановлен, но полдеревни он потерял. Когда появились танки, Мосолкин заволновался снова:

- Танки! Вы видите - танки! Их надо прямой наводкой, почему никто не бьет прямой наводкой?

В воздухе послышался рокот моторов приближающихся самолетов.

- Огневик! Где лейтенант-огневик?

- Огневик рядом, товарищ гвардии подполковник, - ответил Каликов.

- Пусть возьмет на прицел эти танки, - приказал Мосолкин.

- Он демаскирует нас - идут самолеты.

- Ах да, пусть помалкивает - самолеты нас ищут. Почему он так близко стоит от нас? Кто распорядился? Ах да, я сам. Но танки сюда не подпускать!

В это время у соседа с близкого расстояния открыла огонь сорокапятка. Танк загорелся. Начался поединок со вторым танком. Но преимущество внезапности было потеряно. Пушкари, видимо, промахнулись и тут же юркнули внутрь двора. Пушчонка была разбита. Через дорогу пробежала фигурка солдата, метнула что-то в сторону второго танка, залегла. Танк нехотя загорелся. Зажигалка, подумал я, бутылка с зажигательной смесью. Есть там еще люди, умеющие побороть страх, не поддаться общей панике.

Самолеты прошли через нас, что-то бомбили в" тылу. Мы не видели, что они бомбят - тылы от нас не просматривались.

Поучительным был первый удар, с утра. Окопчики и щели спасли всех, кто находился с ними рядом. Другие упали на землю, переждали бомбежку на месте. Но истошный вой пикировщиков и падающего с них груза был слишком большим испытанием для нервов. Не всем удалось сохранить самообладание, воспользоваться простейшими средствами защиты.

Медицинский фельдшер старший лейтенант Трифонов выбежал из избы, где готовил принадлежности для помощи раненым, бросился в сторону. Большой осколок разорвавшейся бомбы настиг его, ударил в спину, поразил сердце... Артиллерийский техник лейтенант Артюхов, находясь на центральной площадке деревни, побежал тоже. Разорвавшаяся рядом бомба не оставила от Артюхова ничего, кроме командирской сумки, заброшенной на сук дерева, и обрывка щегольского сапога... В этот раз погибли еще четыре красноармейца, два младших командира и ранены шесть других артиллеристов.

Мы вспоминали погибших.

Не верилось, что веселого молодого фельдшера нет больше в дивизионе, не уберегла его профессия медика, чья роль на войне состояла лишь в оказании помощи пострадавшим в бою товарищам. Раньше других он сам стал жертвой.

Лейтенант Артюхов любил пофорсить. Кто-то сшил ему сапоги из плащ-палатки взамен кирзы,, надраенные потом кремом до блеска и приспущенные в гармошку... Он носил командирскую сумку, набитую ключами и отвертками, бинокль, придававший значительность молодому технику, пистолет ТТ с длинным кожаным ремешком. Трифонова и других погибших воинов похоронили.

Часть вражеских сил, нацеленных ранее от Орла на Курск, была повернута на сто восемьдесят градусов, брошена против нас. Сопротивление гитлеровцев возрастало.

Однажды, находясь на марше днем, увидели мы в воздухе двадцать семь воздушных пиратов. Батарея переждала эту армаду, рассредоточившись в кустах в стороне от дороги. Часть своего груза самолеты сбросили на почти созревшее ржаное поле. Вниз летели чушки, пугавшие своими размерами, на высоте 70-100 метров у чушек распахивались створки, и оттуда разлетались бомбочки, предназначенные для живой силы. Бомбочки взрывались как мины, коснувшись земли.

- До чего не додумается человек, чтобы только убивать друг друга, философствовали солдаты, сидя у орудий вечером.

К столь широкому обобщению они пришли еще в связи с получением новых снарядов - шрапнелей. Снаряды эти были не новы, их заново не производили, а оставались на складах с времен первой мировой и гражданской войн.

- В гражданскую воевать было легче, - говорил сержант Банников, командир второго орудия. - Там что было против человека? Пуля, штык, снаряд. Авиации не было, танков тоже.

- Ну, не говори. А кавалерия? - возражал ему Канаев.

- Против кавалерии существовала вот эта шрапнель. И та же пуля. Да и против гранаты не могла устоять. Кавалерия - такое же живое мясо, не сравнишь ее с танком, - авторитетно заявлял Банников.

По разговору выходило, что, действительно, гражданская война выглядит игрушкой по сравнению с нынешней.

- А что будет дальше, после нас?

- Додумаются еще до каких-нибудь штучек, жить станет невмоготу.

- Это как пить дать...

- На это ума хватит...

- Распротуды твою в печенки этих изобретателей...

- При чем тут изобретатели, не они войну затевают.

- А вместе с ними и зачинщиков...

- Не доберешься до них - высоко сидят.

- Вот бы зачинщики и воевали, если им охота кулаки чесать.

- Зачинщиков не обманешь, не дураки...

- Доживут ли люди, чтобы одуматься?

- Доживут, может быть. Да когда это будет?!

На второй день к вечеру во время стрельбы в окоп второго орудия залетел вражеский снаряд, вывел из строя весь расчет. Был убит Филипчук. Сержант Банников ранен тяжело. Осколками ему рассекло ткани ног выше колен. Ранение не оставляло надежд на возвращение.

Как залатали его врачи? Оставили ему ноги или, спасая жизнь, сделали инвалидом? Вестей от него мы не получили.

Второе орудие ушло на ремонт. В батарее осталось три. В этом составе мы с ходу развернулись и поддержали пехоту, настойчиво сокращавшую километры на пути к Орлу, вышедшую на высокое плато. Мы хорошо поработали на плато, зацепившись за важный рубеж, но продвижение застопорилось. Продвижения нет, пехота залегла и несет потери. А сверху знойное солнце припекает и без того разогревшиеся спины, опаляет коричневые лица, выжимает пот под мышками, заставляет расстегнуть верхние пуговицы гимнастерок.