Владимир Архангельский - Фрунзе

Иван Кутяков, отлично наслышанный об этом, описал события того памятного дня в спокойном тоне:

«Вскоре было получено приказание Фрунзе: собраться начсоставу 25-й дивизии в штабриге-1.

Начало темнеть. Весь комсостав был в сборе. Раздавались голоса: «Если придет с охраной, то нужно на всякий случай вызвать дежурные части». Все были в в этом уверены, так как по опыту прошлых приездов командующих знали, что их всегда сопровождает сильная охрана (так обычно приезжал Троцкий), и это недоверие глубоко оскорбляло бойцов. Они говорили: «Боятся нас, как бандитов».

Настроение бойцов и начсостава бригады Михаилу Васильевичу было известно. Несмотря на это и всю напряженность обстановки, Фрунзе пришел на собрание без сопровождающих. Командный состав этим поступком был ошеломлен: один, без всякой охраны, пришел в штаб бунтующей бригады.

Плясунков сознательно не скомандовал «встать» и «смирно», не подошел с рапортом. Таким образом, с появлением Фрунзе на собрании воцарилась могильная тишина, хотя до его появления велись громкие, возбужденные споры.

Михаил Васильевич молча прошел вперед, где сидело командование бригады. Спокойно и ласково со всеми поздоровался, как будто ничего не произошло. Командирская аудитория молча, но внимательно, не пропуская ни одного движения Фрунзе, за всем следила. С минуту продолжалась напряженная тишина. Затем Михаил Васильевич спокойным голосом, с неизменной улыбкой в глазах, обратился якобы к Плясункову, а сам встал лицом к собравшимся командирам и попросил слова. Собрание глухо ответило «просим».

Фрунзе начал речь о положении на фронтах республики. Ярко обрисовал тяжесть Северного и Южного фронтов, затем перешел к Восточному. Он раскрыл стратегическую обстановку на фронте, весьма лестно отозвался о героизме старых бойцов 25-й дивизии, закончил призывом к наступлению на Лбищенск.

Речь длилась около полутора часов. Никто не прерывал, слушали внимательно. Один из артиллеристов задал вопрос: «Расскажите о себе, кто вы?» Михаил Васильевич кратко, сжато рассказал, что он сын фельдшера, два раза был приговорен царем к смертной казни, много сидел в тюрьме, никогда не был генералом.

Раздались громкие аплодисменты, крики: «Да здравствует свой командир! Ура!» После этого командиры начали в своих выступлениях уверять товарища Фрунзе, что вся бригада по первому его приказу выступит но только на Лбищенск, но пойдет до самых берегов Каспийского моря. Потом почти каждый подходил к Михаилу Васильевичу и задавал ему какие-либо вопросы. Собрание превратилось в дружескую беседу и затянулось далеко за полночь. Командиры разошлись по домам с глубоким убеждением, что ими командует свой человек».

Эти записи Ивана Кутякова мало согласуются с воспоминаниями Сергея Сиротинского. Тот говорил, что Фрупзе держал речь в резком тоне; подчеркивал, что выступает он не как командующий, а как член партии; якобы угрожал расстрелом за бунтовщические настроения в бригаде и давал понять, что он никого не боится, почему и пришел без охраны.

Все это не в образе Фрунзе. Михаил Васильевич был удивительно скромным человеком. Он никогда не скрывал горячей любви к рабочим и крестьянам, одетым в шинели, всегда был деликатен в делах, где решало судьбу пламенное слово большевика, а не угроза лишить жизни человека, сбитого с толку вражеской агитацией, гнусной сплетней или просто не разобравшегося в сложной обстановке фронтовых будней.

И Кутяков, безусловно, прав: таким и оставался Фрунзе в роли командующего. Он не выхватывал пистолет из кобуры в состоянии аффекта и не приканчивал на месте непокорного человека, как это случалось у Василия Чапаева и его товарищей. И по делу Линдова не подписал смертного приговора ни одному бойцу. Более того, на Восточном фронте известен лишь один его приговор о расстреле. Он был вынесен бывшему офицеру Авалову, который предательски покинул пост комбрига-74 и выдал врагу секретный приказ о наступательных операциях против колчаковских генералов. Но и этот приговор не был приведен в исполнение, потому что предатель укрылся в логове белогвардейцев.

В Уральском гарнизоне дисциплина восстановилась скоро: новый командующий был образцом революционного порядка и строго взыскивал за партизанщину. И Плясунков — живое воплощение былой «вольницы» — взял себя в руки; он так полюбил командарма, что не раз выказывал ему безграничную преданность.

Крепко ругал он себя, что поддался сплетне — принял коммуниста-подпольщика, каторжанина и смертника за старого генерала из немцев. Он был молод — по двадцать четвертому году, но с осени 1915 года хлебнул горя в царских окопах на Западном фронте. И слыхал краем уха о выдающемся большевистском агитаторе Михайлове, который на диво предстал теперь перед ним в образе командарма-4.

— Вот промашку я сделал! — сокрушался он.

Замечательная троица из самарских партизан — Василий Чапаев, Иван Кутяков и Иван Плясунков — начала борьбу с беляками в разных местах, в своих отрядах. Но вскоре она свела их в одну группу, и вожаком стал Чапаев. Вместе они освобождали Николаевск и дважды ходили на Уральск, пока Чапаев не уехал в академию. Плясунков, как и Чапаев, потерял в бою любимого брата Матвея. И у него счеты с беляками были и классовые и сугубо личные. Он горел в бою, и геройство его передавалось бойцам: очертя голову они шли за своим любимым командиром.

Плясунков словно переродился после долгой вечерней беседы с командармом. Он пригласил Фрунзе к себе в штаб, чтоб ознакомить его с задуманной операцией и заодно отобедать в кругу командиров.

Михаил Васильевич не отказался: он любил людей смелых, даже дерзких в своем деле, и хотел поближе познакомиться с одним из друзей Чапаева. К тому же был и служебный интерес: 25-я дивизия, где служил Плясунков, только что была передана ему из 1-й армии.

Плясунков собрал командиров полков и разбирал с ними задачу, поставленную перед бригадой приказом Фрунзе в день неудачного парада 12 февраля 1919 года.

Выходило так: бригада остается в армейском резерве, удерживает Уральск и хутор Круглоозерный. А одним полком с конницей наступает на Барбастау и выдвигается вперед, чтобы прикрывать с тыла и с левого фланга 22-ю Николаевскую дивизию, идущую с боями на Лбищенск.

Плясунков и Ильин, захватив Уральск, ограничились этим и не бросились в погоню за казаками. Фрунзе давал в приказе новую ориентировку: не только брать города, но и не давать наиболее жизненному контрреволюционному ядру Уральского войска ускользать из-под ударов 4-й армии.

И Плясунков особенно подчеркивал товарищам эту мысль командующего: «Горячо зову всех своих боевых товарищей проникнуться важностью минуты… и ставлю вверенным мне геройским войскам задачу: окончательно разгромить противника, захватить его главные силы и их руководителей, мешающих трудовому населению области приступить к мирной производительной работе…»