Владимир Архангельский - Фрунзе

V. Держись ближе к организациям (судам и комиссиям), помогай им советом и проверяй работу.

VI. Притягивай всемерно красноармейцев к библиотеке: хоть раз в неделю — пусть почитают. Читай, объясняй сам, когда можешь, не смущайся тем, что мало слушателей.

VII. Строго наблюдай за техническими работниками, будь недоверчив, но не показывай своего недоверия, не оскорбляй, тем более не схватывайся ругаться: комиссар не должен ронять себя до ругани.

VIII. Отдельные эпизода боевой жизни записывай. Раз в неделю присылай мне в двух экземплярах. Пусть будет кратко — зато свежо и интересно для газеты».

18 марта, после поездки в Белебей, Михаил Васильевич послал письмо в Реввоенсовет республики, а копию — В. И. Ленину.

Он говорил, что в средней и южной части Восточного фронта создалось очень серьезное военное и политическое положение. И обращал особое внимание на 5-ю армию. Она «почти утратила боеспособность. Полки ее откатываются назад при первом натиске противника и сразу очищают большие пространства. В штабе армии (5-й) высказывались опасения за возможность отхода к Самаре и Симбирску. Этим все сказано…

Положение дел в настоящее время я считаю очень серьезным. Но в то же время уверен, что если центр в достаточной мере серьезно оценит его и примет соответствующие меры, то всякая опасность нами будет избегнута…».

Одна из мер была принята немедленно: по рекомендации Владимира Ильича Блюмберга заменили Михаилом Тухачевским.

В тот же день — 18 марта — Фрунзе доложил командующему Восточным фронтом Каменеву, что Лбищенск взят, и просил прислать ордена Красного Знамени для награждения отличившихся командиров и бойцов. А в приказе о взятии Лбищенска лестно отозвался о героях-чапаевцах: «Россия труда может быть гордой своими товарищами».

На фоне удручающего отступления армий Восточного фронта эта победа Чапаева была впечатляющей. И Каменев высоко оценил ее: «Работа вашей армии превзошла все ожидания, это единственная светлая страница нынешних дней фронта».

План разгрома Колчака дозревал. И Фрунзе с Куйбышевым информировали ЦК РКП (б), что свою задачу они видят в нанесении удара по противнику, чтобы не допустить его к Волге. И об этом же сообщили Каменеву 25 марта. И уже никто не мог поколебать Фрунзе, что именно он должен бить по левому флангу центральной группы войск Колчака: она уже очень заманчиво нависла с севера над 1-й, 4-й и Туркестанской армиями.

— Ножом бы ее! Как арбуз рассечь! — потирал руки Фрунзе, захваченный своим смелым планом.

«Верховный правитель», опьяненный победами Гайды и Ханжина, двинулся из-за Урала к Уфе, чтобы быть ближе к доблестным войскам. И впервые прочитал в сводке фамилию Фрунзе: «Фрунзе проявляет большую активность, однако действия его сковываются его же высшим командованием и сами по себе неубедительны и сомнительны. Продвижение наших частей в сторону Бугульмы и Белебея по-прежнему развивается успешно…»

Видимо, до Колчака докатились сведения о том, что Фрунзе на свой страх и риск стал подтягивать ударную группу командарма Туркестанской Зиновьева в район Бузулука. В эту группу он включил 73-ю бригаду Ивана Кутякова из 25-й стрелковой дивизии, а самого Чапаева с Плясунковым передал в 5-ю армию Тухачевского для укрепления его правого фланга. Дивизия Чапаева, разрезанная линией разграничения между армиями, все же могла действовать как одно целое.

Почин был сделан. Но за контрудар пришлось еще побороться и Фрунзе, и Куйбышеву, и Новицкому.

Три варианта определяли теперь направление действий Восточного фронта. Главком Вацетис правильно видел угрозу на Самарско-Уфимском участке. Но ничего конкретного не определял, кроме нанесения флангового удара силами одной 1-й армии Гая. Командарм Гай не верил, что он может справиться с этой задачей, и всячески противился ее выполнению. План Каменева переносил действия в район Бугульмы, потому что исходил из презумпции, что главная опасность грозит на линии Симбирск — Казань. И его помощники предлагали перевести штаб фронта в Муром. Но под нажимом члена РВС Сергея Гусева он не отрицал и третьего плана, разработанного Фрунзе: нанести мощный контрудар очень сильной группой войск с юга на север, чтобы отсечь клин Ханжина от других сил Колчака. Четкость наступательного плана Фрунзе и революционный энтузиазм командарма импонировали Ленину. Но на какое-то время в дело вмешался Троцкий.

В день, когда был оставлен Белебей, 6 апреля, Троцкий назначил парад войск Самарского гарнизона. И картинно принимал его на площади: весь в черной блестящей коже от фуражки до сапог; черная свита — под стать наркому, торжественный марш, застывшие ряды красноармейцев. Троцкий знал себе цену и каждым взмахом черной перчатки показывал самарцам величие своей личности.

Фрунзе командовал парадом. И подскакал с рапортом на стройной гнедой Лидке, не горяча ее, в меру работая поводом и шенкелями.

Михаил Васильевич пригласил на парад Тухачевского, и они держались обочь, в сторонке от черной свиты наркома, пока проходили войска. Разговорились непринужденно, и Фрунзе с удовольствием отметил, что 5-й армии достался достойный командующий. Был он молод, держался с хорошей выправкой, отличали его завидное здоровье и то спокойствие и уверенность, которые так ценил в людях возмужавший Арсений. И судил он о делах своей армии четко, смело. И глядел на Фрунзе большими серыми глазами, не уводя их в сторону. И захлопал в ладоши, когда с площади ушла последняя колонна.

— Браво, Михаил Васильевич! Вы сумели создать прекрасные части! Да разве можно с ними отступать за Волгу!..

Вечером Троцкий созвал в губернском комитете партии широкое совещание. Он дал высказаться Фрунзе по поводу его плана контрудара, но своего мнения не определил и ночью отбыл в Симбирск в штаб Восточного фронта. Фрунзе, Куйбышева и Тухачевского не пригласили.

Но на другой день нарком по прямому проводу обратился лишь с одним вопросом: могут ли Фрунзе и Куйбышев взять на себя ответственность за отказ от гражданской и военной эвакуации Самары?

Они ответили утвердительно. Но их возмутило, что и после такого категорического ответа не последовало одобрения плана контрудара. И они тотчас же снеслись с Лениным и сообщили ему о странном поведении Троцкого, который не утверждает единственно возможный план победы.

Центральный Комитет партии в тот же день предложил наркому обороны не стеснять инициативы Фрунзе и передать в его распоряжение южную половину Восточного фронта. 10 апреля 1919 года Троцкий подписал в Симбирске приказ о назначении Фрунзе командующим Южной группы войск расширенного состава. Теперь у Михаила Васильевича было четыре армии: Туркестанская, 1-я, 4-я и 5-я. А в Реввоенсовете группы — Валериан Куйбышев и Федор Новицкий.