Владимир Архангельский - Фрунзе

Мужички начали создавать первые коммуны. И потянулись в Шую за стеклом, за кровельным железом — чинить, латать, что порушили в темные ночи своими руками. И кое-где превратили в очаги культуры бывшие барские хоромы…

Но к концу года самым главным стал вопрос о мире и о войне.

Когда Фрунзе агитировал против войны в окопах Западного фронта, Владимир Ильич Ленин ясно ответил на вопрос, что бы сделали большевики, став у власти, «…мы предложили бы мир всем воюющим на условии освобождения колоний и всех зависимых, угнетенных и неполноправных народов».

Без колебаний Фрунзе поддерживал Ленина. И его Декрет о мире встретил с энтузиазмом. Наконец-то могла завершиться мировая бойня, против которой выступил он еще в Манзурке.

Декрет о мире шел вразрез с планами империалистических государств. И в заграничной прессе появились комментарии к мыслям профессора государственного права Вильсона, занимавшего пост президента Соединенных Штатов Америки. Будто бы он говорил в тесном кругу единомышленников:

— Большевики пользуются успехом у мировой общественности, так как пускают в ход самое действенное оружие — политику мира.

Зажигательный лозунг о мире, отражавший суть новой власти в России, совершенно обескуражил Вильсона, когда социал-демократическая партия Норвегии предложила присудить Нобелевскую премию мира за 1917 год Владимиру Ильичу Ленину, так как он «больше всего сделал для торжества идеи мира».

Но господа вильсоны из Америки, Англии, Франции и Японии так нажали на Нобелевский комитет, что он отклонил предложение норвежцев по смехотворному мотиву: якобы у него нет гарантий, что «существующая в Петрограде власть продержится и призыв к миру из России вообще оставит след в истории человечества».

Понять господ из Нобелевского комитета нетрудно: на них давили правительства антигерманского блока и общественное мнение буржуазных журналистов. «Солидная» пресса Америки и Европы день за днем печатала прогнозы о предстоящем падении Советской власти. Рекорд побили американские писаки: они сделали за один год девяносто таких предсказаний! Разумеется, все это было отголосками варварской политики капитала: задушить большевиков петлей голода, уничтожить их на полях сражений.

Еще в декабре 1917 года на англо-французской конференции в Париже, с ведома и согласия США, было решено разделить европейскую часть России на сферы влияния и помощи контрреволюционным силам. Англичане «присмотрели» Кавказ, казачьи территории Дона и Кубани. Французам «достались» Украина, Бессарабия и Крым. А через месяц были опубликованы «14 пунктов» Вильсона — развернутая программа интервенции на случай, если большевики заключат мир с кайзеровской Германией и с ее блоком.

Новому строю надо было защищаться от происков реакции внутри и вне страны.

Советское оружие уже показало силу. Войска Керенского были наголову разбиты на подступах к красному Питеру — под Гатчиной — через пять дней после Октября. Верховный главнокомандующий генерал Духонин не подчинился приказу Совета Народных Комиссаров вступить в контакт с германо-австрийским командованием для переговоров о перемирии. Генерала сместили с должности, и 20 ноября он был убит восставшими солдатами. Генерал Дутов, опираясь на реакционное уральское казачество, поднял мятеж, захватил Оренбург, Верхне-Уральск, Челябинск и Троицк. Партия направила против Дутова красногвардейские отряды из Петрограда, Самары, Екатеринбурга, Уфы, Казани и Омска. Во главе их стоял чрезвычайный комиссар П. А. Кобозев. 18 января 1918 года Оренбург был освобожден от белых.

Следом за Дутовым зашевелился на Дону и на Кубани генерал Каледин. Вдохновлял его американский представитель Пуль и вручил ему 500 тысяч долларов. Каледин 2 декабря захватил Ростов-на-Дону и Таганрог. И спешно готовился идти на Донбасс. Красная гвардия Рудольфа Сиверса 19 января 1918 года отбила Ростов. Через десять дней генерал Каледин застрелился.

Обстоятельства складывались так, что малочисленные части Красной гвардии надо было подпирать регулярными формированиями новой армии. Во второй половине декабря 1917 года была учреждена Всероссийская коллегия по организации Красной Армии рабочих и крестьян: Н. Крыленко, В. Трифонов, Э. Склянский, Н. Подвойский и К. Мехоношин.

15 января 1918 года Ленин подписал декрет о создании РККА, через тринадцать дней — о Военно-Морском Флоте. Вооруженные силы строились на добровольных началах. Оружие доверялось тому, кто готов был отдать свои силы, свою жизнь для защиты завоеваний Октябрьской революции. И представить рекомендацию партийных, советских или других организаций, стоящих на платформе Советской власти.

Одновременно была создана Академия генерального штаба. Она начала свои занятия в Охотничьем клубе на Воздвиженке. По первому набору — в нем было семьдесят восемь человек — пришли будущие военные начальники: И. Мерецков, В. Соколовский, И. Тюленев.

Все эти шаги встретили живое одобрение Фрунзе. Он начал формировать отряд добровольцев РККА в Шуе. Вскоре в нем состояло двести пятьдесят человек. Из этого отряда позднее был образован 57-й Шуйский полк.

И попытки заключить мир с немцами не шли вразрез с принципами Фрунзе. Когда же немцы перешли в наступление и стали угрожать Петрограду, Михаилу Васильевичу сделалась близкой позиция «левых коммунистов» с их лозунгом «революционной войны» против германского империализма.

В ходе острой внутрипартийной борьбы Фрунзе говорил на уездном Шуйском съезде Советов:

— Немцы нас грабят. Нужно идти сражаться во что бы то ни стало! Я полагаю, что это дело не безнадежное!

Он не разделял целиком позиции «левых коммунистов». И активно выступал против нелепого и преступного предложения «левых эсеров» сместить с поста председателя СНК Владимира Ильича Ленина и создать новое правительство в союзе двух «левых» — коммунистов и эсеров. Он с негодованием отвергал установку «левых коммунистов», что революция в России погибнет, если ее не поддержит пролетариат Запада, в что мир с немцами — смерть для Советской власти.

— Это малодушие, это преступное неверие в творческую силу России, ее рабочих, ее крестьян! — гневно говорил Фрунзе.

Ему противна была краснобайская фразерская позиция Троцкого, который невероятно возвеличивал свою роль в дни Октября и перед отъездом в Брест заявил хвастливо:

— Никакой дипломатии! Я выступлю с несколькими революционными призывами и взбудоражу рабочий класс Германии!

А кончил тем, что отказался подписать условия мира и одновременно заявил, что Советская республика не будет вести войну и продолжит демобилизацию армии. Словом: «Ни мира, ни войны!»