Владимир Архангельский - Фрунзе

Совершенно необъяснимой казалась Фрунзе позиция Троцкого и Наркомата по военным и морским делам, который он возглавлял. По мнению Фрунзе, хватило бы одной боеспособной дивизии, чтобы вынудить мятежников на немедленную капитуляцию. Вместо этого Троцкий произнес успокоившую делегатов V съезда большую речь, что мятеж уже выдохся. И командующий Московским военным округом Муралов недопустимо тянул с посылкой войск.

Два вестовых Фрунзе побывали в Ярославле и привезли тревожные известия: город задыхался в дыму пожарища; канонада не замолкала круглые сутки; зверства бандитов не знали границ. Они убили председателя городского Совета Давида Закгейма, и труп его валялся на улице. Был застрелен председатель губисполкома и окружной военный комиссар Семен Нахимсон; обезображенное его тело бандиты возили по городу на извозчике — напоказ ликующим контрреволюционерам, которые плевали в него и бросали камнями. Больше двухсот человек был арестовано и брошено в тюрьму: ею служила большая баржа-гусяна, установленная на якоре почти на середине Волги. И мятежники пускали по ней пулеметные очереди: то с пьяных глаз, то из озорства.

Удалось также установить, что общее руководство заговором в руках эсера-террориста Савинкова. Поднял восстание контрреволюционный «Союз защиты родины и свободы», который ярославские рабочие очень удачно окрестили «Союзом защиты родины от свободы». Во главе мятежников — лютый враг Советской власти полковник Перхуров. К нему стянулись за несколько недель до мятежа под видом нищих, крестьян и монахов офицеры из Москвы, Калуги и Костромы. И полковник рассчитывал поднять мятеж одновременно в двадцати трех городах, включая Ярославль, Рыбинск, Кострому и Муром, чтобы расчистить дорогу войскам Антанты, занявшим северные районы России.

14 июля 1918 года Фрунзе написал тревожное письмо Муралову: «Многоуважаемый Николай Иванович! Решился послать Вам лично гонца, дабы поставить в известность о Ярославских делах. Мне сейчас ясно, что и Вы, и Троцкий, и вообще все мы в Москве были введены в заблуждение относительно их размеров. Когда Троцкий объявил на съезде, что они почти ликвидированы, то был совершенно неправ. К величайшему сожалению, я тоже по приезде сюда был под впечатлением этой информации и не принял сразу же мер к оповещению Вас об их подлинных размерах. С тех пор прошло уже 5 дней, а события все еще не ликвидированы. Начиная с позавчерашнего дня (12.VII) у нас в Иванове, т. е. на расстоянии 100 верст, слышна орудийная канонада.

Сейчас вернулись командированные мной туда для ознакомления с положением дел 2 товарищей. Одного из них посылаю с этим письмом к Вам.

Борьба длится уже 7 дней, значительная часть зданий разрушена, город горит в нескольких местах, а белогвардейцы все еще не сломлены. Это становится уже опасным, ибо является побудительным моментом к подобным выступлениям в других местах. Недалеко от Нижнего Новгорода уже организовалась тысячная банда деревенских кулаков, выступающая с оружием в руках. Всю эту историю надо кончать как можно скорее. По-видимому, тамошние силы с задачей справиться не могут. Главная причина — отсутствие надежного и опытного руководства. У отрядов не было даже связи; каждый действовал самостоятельно. В войсках началась деморализация, наблюдаются случаи грабежей. Необходимо: 1) послать хороших руководителей, 2) 2 или 3 броневика, 3) человек 500 хорошего войска.

Состав окружного штаба в лице Аркадьева, по-видимому, очень слаб. Черт их знает, зачем путались несколько дней в Иванове. Словом, имейте в виду, что без немедленной солидной помощи от Вас дело грозит затянуться. Я боюсь, что Вы в Москве склонны чересчур уже преуменьшать значение Ярославских событий. Конечно, не ими решится дело, но многое все же зависит и от них. А посему прошу лично Вас отнестись ко всей этой истории как можно серьезнее. Поставьте в известность и т. Троцкого.

Хотя я пишу Вам неофициально, но, по существу, я обращаюсь от имени всего Иваново-Вознесенского губисполкома. Всего лучшего.

Ваш М. Фрунзе ».

Муралов сдержал слово: послал войска. В ночь на 17 июля сбежал Перхуров. Он прихватил деньги в государственном банке и бросился на пароходе вверх по Волге к Толгскому монастырю. Монахи переодели полковника в крестьянскую одежду, в красную рубаху, и палач двинулся за помощью в Казань.

Четыре дня длилась агония белогвардейцев — 21 июля они капитулировали. Скелеты разрушенных зданий, дым пожарищ, битые стекла, бездомные, голодные горожане — вот что оставили в память о себе мятежники. И эпидемия тифа, вспышка холеры — с этим столкнулся Фрунзе, когда прибыл на день в Ярославль, чтобы воочию убедиться в размерах бедствия.

«Правда» дала высокую оценку действиям большевиков «Ситцевого края». «В критический, грозный для революции момент иваново-вознесенская организация коммунистов оказалась на высоте положения, выявила железную дисциплину, организованность и способность твердой пролетарской рукой до конца защищать дело пролетарской революции и социализма…»

Снова, как и в дни Брестского мира, главным стал вопрос о войне, о вооруженной защите социалистического Отечества. В каждой речи Михаил Васильевич говорил то о мятеже чехословацкого корпуса, то об измене эсера Муравьева, командовавшего Восточным фронтом, то о трех легендарных переходах Ворошилова, Блюхера и Ковтюха, добившихся соединения с основными силами Красной Армии. А когда эсерка Фанни Каплан тяжело ранила Владимира Ильича Ленина, иваново-вознесенские коммунисты объявили себя поборниками «массового террора пролетариата по отношению к буржуазии…»

К этому времени Николай Подвойский и его товарищи обратились к Якову Свердлову с просьбой от имени Всероссийского бюро военных комиссаров использовать Фрунзе на военной работе. Свердлов дал заключенье: «Ценный, преданный, честный работник, пригодный для занятия ответственных функций». Так Михаил Васильевич Фрунзе стал военным комиссаром Ярославского военного округа.

В последний раз выступал Арсений как лицо гражданское 5 августа 1918 года в Кохме. Это было на «Майской горке», где собралась уйма народу и трибуной служил высокий и широкий пень. Александр Киселев хорошо запомнил это теплое, солнечное утро. Арсений указал, что главное дело сегодня — отразить натиск восставших чехословаков, которые отрезали край текстильщиков от сырья, и нанести в рабочей среде удар по безразличию и упадку, вызванным безработицей и хроническим голодом. И не было конца ликованию, когда вдруг пришло известие, что в Кохму возвратился продовольственный отряд и привез из Казани 135 тысяч пудов хлеба!..

Словно предчувствуя, что скоро он навсегда распрощается с любимым краем, Михаил Васильевич переложил партийную работу на Воронского, Балашова и Калашникова, советскую — на Жиделева и Самойлова, совнархозовскую — на Батурина, культурную — на Фурманова. А сам ушел с головой в дела военные.