Бруно Сюткус - Железный крест для снайпера. Убийца со снайперской винтовкой

Шахты были крайне опасным местом, потому что в пустых туннелях было огромное давление верхних пород. Над каждым квадратным метром подземной поверхности нависала огромная масса в две тысячи тонн. Подпорки не всегда выдерживали этот огромный вес, в таких случаях своды обрушивались, погребая заживо оказавшихся в забое шахтеров. Мы постоянно следили за поведением крыс. Если они бросались в бегство, то было лучше как можно скорее следовать за ними. Меня всегда удивляло то, что шахта сильно напоминала подземный город. Туннели нередко достигали в длину десяти километров и имели множество ответвлений, то есть в шахте были своего рода подземные улицы и переулки. Все галереи шахты сходились к центру, где вагонетки поднимались и их содержимое высыпалось на ленту транспортера. Эта работа продолжалась день и ночь. Прежде чем приступить к работе, мы прошли десятидневную подготовку. Пласт состоял из 30-сантиметрового слоя угля, 5-сантиметрового слоя твердой породы, затем 50-сантиметрового слоя угля и слоя белого песка шириной 5-15 сантиметров. Наш индивидуальный забой имел два с половиной метра в длину и мог содержать пласт в 40–80 сантиметров. Работать было крайне неудобно, потому что приходилось все время находиться в согнутом состоянии и стоять на коленях. Сверху постоянно капала вода. После восьмичасовой смены ты промокал насквозь, несмотря на спецодежду и рукавицы.

Пласты, в которых я начинал работать, достигали 700 метров в длину. В них привозили крепежный материал, и когда пласт истощался, галерею подпирали подпорками, чтобы можно было начать новый цикл.

В Шерембассе уголь был лучшего качества по сравнению с антрацитом украинского Донбасса. Поскольку я был абсолютным новичком в шахтерском деле, то мне все приходилось познавать в первый раз. Работать было трудно, и сначала, вернувшись домой со смены, я порой засыпал за обеденным столом с ложкой в руках. Однако я был молод и силен и постепенно привык к горняцкому труду. Я не забыл слов генерал-полковника Мирошниченко, пообещавшего, что в случае моего отказа сотрудничать с КГБ я горько пожалею об этом. Но я предпочитал тяжелую работу в самом опасном и трудном месте судьбе изменника, предавшего тех, кто погиб за мою родную Германию.

Преступные элементы, о которых я упоминал выше, держали город и его обитателей в состоянии неизбывного страха. Кражи, убийства, ограбления стали привычным явлением. Милиция была бессильна противостоять разгулу преступности и сохраняла лишь видимость порядка. С наступлением темноты практически никто не осмеливался выходить на улицу. Все были смертельно запуганы. Дом можно было надолго покинуть только в том случае, если окна были забраны решетками. Если на кого-то нападали на улице, то звать на помощь было бессмысленно, потому что на зов несчастного все равно никто не откликнулся бы. Если кто-то становился свидетелем разбойного нападения, то старался не попасться на глаза грабителям, опасаясь мести преступников. Были нередки случаи, когда хорошо одетых людей, возвращавшихся из кино, подкарауливали в каком-нибудь темном месте и избивали до потери сознания, а затем раздевали догола. Очнувшись, бедолаги замечали, что остались в одних носках, и были вынуждены в таком виде бежать домой иногда при температуре минус сорок градусов.

Основную массу преступников составляли бывшие красноармейцы, осужденные за грабежи и мародерство в оккупационных зонах советской армии в странах Восточной Европы. Их нисколько не интересовала работа, они предпочитали вести преступный образ жизни. Их называли «паразитами», потому что в исправительно-трудовых лагерях они существовали за счет других людей, более слабых. Лагерная администрация не особенно препятствовала им и фактически попустительствовала уголовным порядкам. Отбираемыми у более слабых заключенных вещами уголовники частично делились с лагерными охранниками. Главным в жизни лагерей было безжалостное попирание всех человеческих норм и прав. При передвижении колонн заключенным следовало помнить о приказе: «Шаг влево, шаг вправо из строя приравнивается к побегу. Охрана стреляет без предупреждения». Охранники иногда заранее объявляли, что кто-то из заключенных сегодня будет расстрелян. Так они проводили своеобразную выбраковку. Все делалось для того, чтобы запугать людей, лишить их воли к сопротивлению. Кроме охраны, заключенных нещадно терроризировали уголовники, которые особенно жестоко обходились с «политическими», осужденными за антисоветскую деятельность.

После освобождения из лагерей, уголовники объединялись в банды и занимались грабежами и убийствами. Они нередко смыкались с профессиональными преступными группировками вроде банды «Черная кошка». Иногда, при дележе территории, между ними происходили разногласия, приводившие к драматическим, кровавым последствиям. Уголовники по сути своей были кровожадными дикими животными, и их жизнь заканчивалась порой самым диким и зверским образом. Львиная доля награбленного отдавалась «паханам», криминальным авторитетам, остальное тратилось на водку и проигрывалось в карты. Часто в карточной игре на кон ставилась человеческая жизнь — проигравший должен был убить любого невинного гражданина, первого встречного. Таковы были неписаные правила преступной жизни.

Как-то вечером Тони отправила меня в продуктовый магазин, где я встал в самый конец длинной очереди. За мной сразу же выстроились другие люди. Затем подошли два человека и спросили, кто последний. Последней в очереди оказалась какая-то девушка. Один из этих двоих сказал: «Извини, но я сегодня проиграл в карты твою жизнь», — и с этими словами ударил ее ножом. Я стоял в считаных метрах от того места, где это случилось. Началась паника. Убийцы беспрепятственно скрылись. Да и кто стал бы преследовать их, рискуя собственной жизнью?

Однажды нам на шахте выдали зарплату поздно вечером. Была зима, и стемнело очень рано. Я стоял в очереди к окошку кассы. Когда я получил деньги, то почувствовал у себя за спиной чье-то присутствие. Я отправился домой и часть пути проделал вместе с коллегами, но мне нужно было идти дальше других. Мне предстояло пройти через ворота, ведущие к казармам. Перед воротами я заметил, что следом за мной идут два незнакомых человека. Впереди я увидел еще двоих, по всей видимости, пьяных. Я решил не вступать с ними в разговор и пропустить их. Неожиданно пьяницы перестали покачиваться, выпрямились и набросились на меня. Они были трезвы и просто хотели усыпить мою бдительность. Двое других стали заходить мне за спину. Я был один и знал, что никто не придет мне на помощь. Стало ясно, что они хотят отобрать у меня зарплату. Я был молодым, физически сильным мужчиной. В следующее мгновение я нанес бандиту сильный удар в лицо, выбив ему передние зубы. Один из налетчиков выхватил нож и потребовал у меня деньги. Второй набросился на меня с железным прутом, но я ловко увернулся и ударил его в лицо ногой, одетой в ботинок со стальными подковами. Он полетел на землю. Третий навел на меня пистолет «вальтер», но тот дал осечку, и я сбил его с ног. Четвертого я ударил в лицо с такой силой, что тот полетел на снег и затих. Все четверо лежали на земле. Схватка закончилась моей победой. Я подобрал пистолет, два ножа, железный прут и пошел дальше своей дорогой. У ворот меня встретили четыре сообщника нападавших, которые наблюдали за происходящим. Я убедился в том, что пистолет заряжен, взвел курок и ринулся к бандитам. Я решил, что застрелю их всех, однако громилы бросились наутек, заметив, что я умело обращаюсь с оружием и готов нажать на спусковой крючок.