А Лурье - Адмирал Г И Бутаков

Видя, что неприятель продолжает, удаляться и уже находится примерно в тридцати милях от Севастополя, командир отряда приказал прекратить погоню и возвратиться в базу.

14 июля англо-французский флот снова попытался приблизиться к Севастополю. Более двадцати кораблей противника подошли к городу, но огонь береговых батарей заставил их отойти к мысу Лукулл.

Угроза вражеского нападения на крымское побережье нарастала с каждым днем. 1 сентября 1854 года около 10 часов утра севастопольцы увидели на горизонте пароходы, а около полудня телеграф мыса Лукулл сообщил, что с юга тремя колоннами идет огромный неприятельский флот. Поднявшись на вышку библиотеки, Корнилов и Нахимов долго следили за вражескими судами - их было не менее 360. Вся эта грозная масса двигалась по направлению к Евпатории,

Корнилов приказал, чтобы все корабли русской эскадры были приведены в боевую готовность. К несчастью, из-за противного ветра русские парусные корабли не могли немедленно двинуться навстречу врагу, а к вечеру ветер и вовсе стих. Мощный паровой флот противника беспрепятственно стал на якорь у Евпатории.

Оставалось надеяться лишь на то, что избранная главнокомандующим Меншиковым позиция на реке Альме окажется чрезвычайно сильной и десант противника будет разгромлен тотчас после высадки. Но эти надежды не оправдались. Меншиков не верил в возможность неприятельского десанта в Крыму. За два дня до высадки вражеских войск он уверял генерал-адъютанта Анненкова, что "неприятель никогда не мог осмелиться сделать высадку, а по настоящему позднему времени высадка невозможна"{39}.

Меншиков ничего не сделал для того, чтобы альминскую позицию превратить в непреодолимый для противника рубеж. Больше того, он проявил преступную халатность и во время высадки на крымское побережье огромной неприятельской армии (62 тысячи человек при 134 орудиях), продолжавшейся с 1 по 7 сентября. Ничего не предпринял Меншиков и после того, как армия противника высадилась. У него вообще не было какого-либо определенного плана боевых действий.

Русские войска на Альме сражались храбро и стойко. Очевидец рассказывал: "Артиллерия наша дивно громила неприятеля, - ряды их редели приметно, и что же? Недостало "нарядов... Стыд и позор!.. Прекрасно распорядились!.. И артиллерийское дело, так блестяще начатое, должно было прекратиться в самом разгаре!.. Пошли в штыки, но картечи неприятельские целыми рядами клали наших. Несмотря на это, не только поработали вдоволь штыки, но и приклады русские"{40}.

Меншиков даже не позаботился на случай отступления своей армии сделать высоты, находящиеся в ее тылу, недоступными, а ведущие к ним тропы непроходимыми. Не лучше вели себя и другие генералы. Находившийся на левом фланге генерал Кирьяков покинул свои позиции, оставив высоты, господствующие над дорогой к Севастополю. Первые же французские батареи, беспрепятственно занявшие эти высоты, открыли ураганный огонь по тылу правого крыла русских войск. Несмотря на тяжелые условия, в которых очутились русские войска, они отошли только после того, как факт обхода их противником стал очевидным.

Распорядившись об оставлении в Севастополе восьми резервных батальонов, Меншиков отходил со своей армией к Бельбеку.

Утром 9 сентября Корнилов собрал на совет флагманов и командиров кораблей. Он высказал перед собравшимися свою мысль о том, что если англо-французская армия овладеет северными укреплениями, то даже самое геройское сопротивление не спасет Черноморский флот от гибели. Поэтому Корнилов предлагал выйти в море и атаковать соединенный англо-французский флот, стоявший у мыса Лукулл. "Когда я вошёл, - вспоминал впоследствии Бутаков, - Корнилов стоял в глубине комнаты на каком-то возвышении, и Вукотич только что говорил, что лучше выйти в море и сразиться. Тотчас за этим последовало заявление капитана 1-го ранга Зарина, что выгоднее затопить вход старыми кораблями и командами подкрепить гарнизон... Споры кончились словами Истомина к Корнилову: "Что вы прикажете, то мы и будем делать"{41}.

Предложение Зарина совпадало с директивой русского командования о заграждении входа на Севастопольский рейд путем затопления старых кораблей и об усилении обороны города за счет освободившихся команд и корабельных орудий. Выполнение этого решения сыграло огромную роль в защите Севастополя. Об этом лучше всего свидетельствует донесение французского адмирала Гамелена, отправленное им в те дни в Париж. "Если бы русские, - писал Гамелен, - не заградили входа в Севастопольскую гавань, затопив пять своих кораблей и два фрегата, я не сомневаюсь, что союзный флот после первого выдержанного огня проник бы туда с успехом и вступил бы из глубины бухты в сообщение со своими армиями"{42}.

Однако затопление кораблей, произведенное 11 сентября, еще не устраняло угрозы захвата Севастополя противником. Главная база Черноморского флота со стороны суши была практически беззащитна: Северная сторона имела одно укрепление, а семиверстная оборонительная линия Южной стороны вообще укреплений не имела, она прикрывалась 134 орудиями малого калибра, причем промежутки между батареями не были защищены.

При создавшихся условиях задача обороны города как с моря, так и с суши легла на плечи моряков и малочисленного сухопутного гарнизона. Из команд затопленных кораблей, а также из части личного состава, снятого с действовавших кораблей, были сформированы батальоны. На берег свозились орудия, строились бастионы, рылись траншеи. К 15 сентября усилиями защитников города число орудий на Южной стороне было доведено до 172, а еще через две недели - до 341.

Большую роль в системе обороны главной базы играли пароходо-фрегаты, на которые возлагалась задача артиллерийской поддержки приморских флангов оборонительной линий. Так, охрана с моря 1-го и 2-го бастионов и Малахова кургана, находящихся на левом фланге оборонительной линии Южной стороны на берегу Севастопольского рейда, была возложена приказом Корнилова от 21 сентября на пароходо-фрегаты "Владимир" и "Крым". Артиллерия этих судов, стоявших в Киленбалочной бухте, должна была обстреливать находившиеся в пределах ее досягаемости высоты, занятые противником. Район Ушаковой балки прикрывала артиллерия парохода "Эльборус", обстрел Инкерманской долины вели комендоры парохода "Херсонес".

Наиболее важным для обороны Севастополя участком был район Малахова кургана и соседних с ним 3-го и 4-го бастионов. Именно к ним англичане методически приближали свои параллели - траншеи, охватывающие непрерывной линией осажденные укрепления и располагаемые обычно в пределах досягаемости ружейного огня осажденных. Здесь же англичане возводили батареи для штурма русских позиций. Так, ночами 25 и 26 сентября они начали строить, примерно в трех километрах от Малахова кургана, две батареи, рассчитывая установить на них дальнобойные ланкастерские орудия для обстрела Малаховой башни и кораблей, стоявших в Южной бухте. Ночами 28 и 29 сентября англичане отрыли траншеи на Воронцовой высоте и Зеленой горе, расположенных в полутора километрах от 3-го бастиона.