Александр Гусев - Гневное небо Испании

Встретившись в воздухе с испанскими товарищами — эскадрильей Клаудина, мы пошли к фронту. Выйдя в район штурмовки, установили по сигналам расположение своих войск, наметили цели и пошли на врага.

В первой атаке по наступающим франкистским цепям мы заставили их залечь. На втором заходе, как и намечалось по плану, обрушились на артиллерийские огневые точки противника.

А дальше план штурмовки был нарушен. Разогнав солдат у орудий, мы выходили из второй атаки, когда заметили группу вражеских бомбардировщиков. Их ведущий закапчивал доворот на боевой курс. Эскадрилья Клаудина уже вступила в бой с истребителями прикрытия. Мы, не набирая высоты — времени для этого не оставалось, — с ходу пошли на сближение с бомбардировщиками. Атака пришлась снизу и сзади. Своим звеном я с дистанции 300–400 метров начал бить по франкистским самолетам, которым осталось самое большее пройти километр, чтобы дотянуть до цели — позиций республиканцев, истекающих кровью в неравной борьбе с отлично оснащенным артиллерией противником. Не хватало только, чтобы на наших глазах враг обрушил свой смертоносный груз на головы героических защитников Теруэля.

Вслед за мной и другие звенья эскадрильи открыли огонь по вышедшим на боевой курс «Хейнкелям-111». Но враг проявлял упорство. Видя, что его истребители прикрытия связаны боем и он фактически предоставлен самому себе, ведущий немецкой группы продолжал тянуть к цели.

Мы, развернувшись, повторили атаку. Моему звену удалось сбить головной самолет первой девятки.

И тут нервы вражеских штурманов не выдержали. Чтобы облегчить свой отход, они начали беспорядочно сбрасывать бомбы. Многие из них угодили в расположение наступающих франкистских войск. Что ж, противник вдвойне наказан за упрямство. Решился идти — иди несмотря ни на что. Остановиться на полдороге — значит потерять все. Но могли ли интервенты пойти на риск? Конечно, нет. Всегда, когда на войне, в бою, вставал перед нашим врагом вопрос о жизни и смерти, он предпочитал рисковать всем не ради победы, а ради своей собственной шкуры.

Пока мы атаковали «хейнкелей», к фронту почти одновременно подошли новые группы: одна противника — бомбардировщики под прикрытием истребителей, другая — наши СБ («катюши»), прикрываемые двумя эскадрильями И-16. На сравнительно небольшом участке неба над линией фронта сосредоточилось более 120 самолетов!

Вокруг нас носилось много самолетов. Одни стремительно взмывали вверх, стараясь уйти от погони; другие рвались вниз, чтобы затеряться среди других и спастись; третьи рывком бросались сбоку на чужой самолет, случайно в неразберихе подставивший под огонь свой борт; неслись навстречу друг другу в лобовой атаке; подкрадывались к зазевавшемуся противнику сзади и били наверняка.

Светящиеся шнуры трассирующих пуль исчертили небо во всех направлениях. Казалось чудом, что в этой гуще еще кто-то летает, борется, сражается. И с обеих сторон, точно ошалевшая, бьет зенитная артиллерия, а на земле вздымаются разрывы бомб.

То в одном, то в другом месте воздушного пространства вспыхивает и катится вниз огненным клубком подбитый самолет. Тот взрывается в воздухе, другой, стараясь сбить пламя, входит в крутое пике, оставляя за собой шлейф черного дыма, но, так и не выйдя из пикирования, врезается в землю. И среди этой коловерти стремительного движения и ревущих моторов, среди всплесков огня, окутанных, словно ватой, дымом разрывов зенитных снарядов, маячили медленно опускавшиеся купола парашютов — экипажи подбитых машин.

Видение боя входит в сознание как бы мгновенно запечатленными фотографиями. Общая картина схватки предстает словно мозаика. Наблюдать-то недосуг! Едва-едва на выходе с вертикали успеваешь оглядеться, прикинуть, как ведут эту воздушную рукопашную свои ребята, выбираешь цель и кидаешься к ней. Так я подошел совсем близко к бомбардировщику противника. Машина занимает всю сетку прицела.

«Ну, сейчас я ему дам прикурить!» — проносится в мыслях.

Давлю на гашетки. Нет очереди! Быстро перезаряжаю пулеметы. Жму на гашетки до боли в пальцах. Молчат пулеметы. Патронов нет! Кончились… А уж как старался я экономить боекомплект!

Теперь приходилось быть трижды осмотрительным и внимательным. Приглядевшись к бою, к переплетениям, просверкам трассирующих пуль среди медленно расползающихся клубов от зенитных снарядов, я заметил, что патронов нет не только у меня. Это заметно по атакам: летчики не подходят к противнику ближе, чем на 400–500 метров.

Пока мы связываем действия истребителей прикрытия, другая эскадрилья раскалывает строй бомбардировщиков противника. Немногим из них удается сбросить свой груз на цель. А наши СБ, плотно прикрытые вновь прибывшей эскадрильей И-16, уверенно вышли к позициям врага и отбомбились. Но вот отбомбившиеся машины, как наши, так и противника, на полном газу со снижением уходят на свою территорию, под прикрытие плотного огня зенитных батарей. За ними следуют истребители прикрытия, отсекая преследователей.

Воздушное пространство остается в распоряжении одних истребителей.

Теперь у многих из наших ребят, я вижу, тоже нет патронов! Однако ни один и не помышляет об отходе. Мы продолжаем всухую атаковать «фиаты», особенно когда кто-либо из товарищей попадает в сложное положение. Пока враг не догадывается, что мы без патронов. «Фиаты» бросают цель и уходят в стороны, едва «ястребки» устремляются в ближний бой. А самочувствие в подобном случае у летчика не из лучших. Чаще приходится оборачиваться, следя за своим хвостом: как бы враг не подкрался сзади.

Вижу, как истребитель И-15 атакуют сразу два «фиата». Наш только изворачивается. Бросаюсь врагу наперерез. Заметив меня, спешащего на помощь, «фиаты» прекращают атаку и уходят вверх. Оглянулся влево и назад — никого. И тут скорее почувствовал, чем увидел, — опасность справа! Едва успеваю повернуть голову вправо — сверху и сбоку на меня пикируют два «мессера». Резко даю ручку управления от себя, бросаю машину вправо и вниз. Но поздно. Очередь «мессера» пришлась по кабине моего самолета. Но на какую-то долю секунды раньше я подал голову назад, к бронеспинке. А в следующее мгновенье меня будто со всего маху палкой ударили по горлу. Боли еще не было, только удар, перехвативший дыхание. Стало жарко на груди. По ней потекло что-то горячее. Именно что-то. О крови я сразу и не подумал. Левой рукой схватился за горло. И только теперь почувствовал сильную режущую боль. Она заставила меня едва не скрючиться. Гляжу — перчатка в крови, И по лицу течет кровь.

В сознании удары сердца отбивали:

«Ранен… Ранен…»

Выровнял машину — слушается.

«Значит, пока еще все в порядке…»