Александр Волков - Опасная профессия

— Можешь не волноваться, примет хорошо. Ты хорошо все встречи прошел.

— Откуда это известно?

— Так Антонетти каждый вечер докладыал, какие вопросы ты задавал, как реагировал на ответы.

Вот какой «жене» он звонил!

Встреча с Коссутой и впрямь прошла наилучшим образом. Я тоже записал его интервью, и в журнале было опубликовано 15 страниц общего текста — небывалый объем! В Руководстве ИКП текст предварительно просматривали, и поправок практически не было, так, мелочь.

Перед отъездом, накануне вечером, Росси пригласил меня в ресторан. За столик с нами сел незнакомый мне человек. Я думал, конечно, как же мне выполнить свою разведывательную миссию — спросить, как поведет себя представитель партии на большом совещании по работе журнала. Оно должно было начаться буквально через день. Но Микеле сам тут же решил мою проблему, с того и начал застольную беседу:

— Ты, конечно, хочешь знать, с чем мы выступим на Совещании?

— Конечно, хочу! — не стал я скрывать своей заинтересованности. Да это было и естественно.

— Вот видишь — человек напротив тебя сидит? Сицилиец, конечно, глазищи, видишь, какие черные, мафиози, разумеется, типичный. Вот он и поедет на совещание.

Росси, как всегда, хулиганил, но «мафиози» действительно был впечатляющ — глаза как огромные черные сливы, лицо крупное, грубо вырубленное, но улыбающееся. К шуточкам Микеле в ИКП все привыкли. В партшколе, где он в свое время, будучи уже секретарем крупной провинции, вроде как секретарем обкома по-нашему, вдруг вздумал учиться, про него просто легенды рассказывали. Предложил, например, на полном серьезе во время занятий регулярно прерываться на физзарядку, и ему не смогли отказать.

— Вот специально такого посылаем. Но выходить из журнала мы не будем, ничего особого не замышляем. Его выступление ты можешь получить сразу же, как прилетит, прямо у самолета. Но там ничего такого, что Зародова волновало бы, нет.

В полдень следующего дня я уже был в редакции и сразу позвонил Константину Ивановичу. Сейчас, говорю, съезжу домой, побреюсь, помоюсь и приду доложить. В общем-то все нормально, ничего не должно случиться.

— Какое «побриться — помыться»! — взвился Зародов. — Иди ко мне сейчас же, подумаешь — небритый! Я тут тебя с утра жду!

Как только я доложился, шеф тут же позвонил в Москву.

Теперь как раз подходящее время и место, чтобы вернуться к вопросу о том, почему же я и многие мои друзья так долго оставались на позициях приверженности социализму и критики капитализма.

Я смотрел на эту проблему главным образом с точки зрения экономики. С некоторых пор, со времени работы в «Правде», меня все более занимали два аспекта этой проблемы. Один — характер труда при социализме. Правы ли те теоретики, которые утверждали, что он стал «непосредственно общественным в его конкретной форме», то есть мы все как бы работаем на единой фабрике, где все идет по плану, зарплата — часть нашего общего дохода и так далее. Поэтому уже нет потребности в том, чтобы связи производителей опосредовались товарно-денежными отношениями, нет нужды в рынке. Я приходил к выводу, что они не правы. Другой — он тесно связан с первым — является ли наш труд наемным или же мы действительно стали свободными ассоциированными производителями, объединенными общественной собственностью. Стали как бы коллективными хозяевами, как это предрекал Маркс. Как видно уже из этих размышлений, предмет здесь достаточно сложный, не поддающийся краткому и популярному изложению. Я писал обо всем этом именно в популярных изданиях, но здесь не смогу коротко изложить весь ход своих раздумий. Поэтому скажу лишь, что в книгах и брошюрах, начиная с «Работы на себя», вышедшей в 1970 году, а также в многочисленных статьях я пытался обосновать два основных направления совершенствования социализма: развитие его в рамках рыночных отношений и реализация идеи «работы на себя», то есть коллективных форм собственности, единства труда и собственности, самоуправления. Что-то представлялось как реализация идей кооперации, включая разработки известных теоретиков, в частности и нашего Чаянова, использовалась, разумеется, как фундаментальная опора ленинская работа «О кооперации». Докторскую диссертацию и книгу «Конфронтация или компромисс?», вышедшую на русском и английском языках, я написал, как говорил уже, на материалах дискуссий в профсоюзном и левых политических движениях об очень актуальной одно время проблеме — об участии рабочих в управлении капиталистическом производством.

Таким образом, хочу я сказать, прежде всего, что речь шла не о приверженности тому убожеству, которое именовалось у нас реальным, да еще и развитым социализмом, а идеалу социализма, реализация которого в определенной степени представлялась возможной. Вот именно: не реальности, а идеалу. Хотя и здесь приходится сделать оговорку: в статьях и книгах такое противопоставление приходилось скорее скрывать, чем подчеркивать. Эзоповским языком нашему поколению пришлось говорить практически всю жизнь.

Позднее, уже в пору горбачевской перестройки, возникало все больше сомнений в возможности и эффективности ассоциированного труда. Много было фактов, питавших это сомнение. Одним из самых важных, может, переломных моментов стала встреча и беседа с Вилли Брандтом, в свое время — лидером немецких социал-демократов. Он приезжал в наш Фонд социально-экономических и политических исследований, который мы создали на базе Института общественных наук еще до прихода к нам Горбачева. Я задал ему несколько вопросов на эту тему, в частности такой: как социал-демократы ФРГ развивают и видят в будущем свою любимую идею «Митбештиммунг» (Mitbestimmung), то есть участия рабочих в управлении производством. Брандт с интонацией сожаления ответил: «Что-то с этим не получается…» Он говорил, конечно, подробнее, сказал, что даже в горно-металлургической промышленности, где гордость социал-демократов — система «Монтанмитбештиммунг» действовала с 1951 года и давала интересные результаты, сейчас царит разочарование. Этому «не получается» впоследствии я находил все больше подтверждений, в том числе и на нашей почве, в России. Хотя остается в уме и другая мысль: у нас идея «работы на себя», участия производителей в управлении производством и не была хоть в малейшей степени реализована, как и идея кооперации. Колхозы, которые должны были жить как кооперативы, таковыми не стали. Они изначально были подмяты государством, сама собственность их вместе с бесправными крестьянами была огосударствлена.

Менялось и понимание проблемы «социализм и рынок». Если раньше мы ставили вопрос: «возможен ли рынок при социализме?», то теперь задумывались над другим: «возможен ли социализм при рынке», то есть в условиях естественных для современной экономики рыночных отношений? Да и что такое социализм?