Михаил Ребров - Космические катастрофы. Странички из секретного досье

Это начинало раздражать "Уралов", которые слышали все это по трансляции, хотелось выругаться, крикнуть: "Вы что там, с ума сошли! Какой к черту нормальный!"

"События, отличающиеся особой жестокостью, вызывают защитную реакцию человеческого мозга", — почему-то вдруг вспомнились строки из учебника, который штудировал в медицинском институте. Случившееся не то что напугало, нет, оно резко сдвинуло привычное понятие времени, перевело их жизнь в иное, немыслимое по своей скоротечности измерение. И когда этот сдвиг вовлек экипаж в атмосферу стремительного осмысления происходящего, указать верный путь к действиям могла лишь холодная рассудительность. Еще в бытность летчиком-испытателем Василий усвоил одну истину: "Волнение — признак неуверенности". Так его учили…

Все происходило в какие-то ничтожные доли секунды. Сознанием понимал: где-то произошел серьезный "сбой". Но какой и где? Космическая техника устроена так, что все решения на активном участке полета принимает автоматика. Космонавты знали логику всех включений и выключений, последовательность всех процессов, но то, что случилось, выходило за рамки понимания.

"Волнение — признак неуверенности", — повторил про себя командир. Мысли путались: "Что же все-таки произошло? Что происходит? Что будет дальше?" Гнетущая неопределенность давила, торопила, рождала тревогу. Абсолютно бесстрашных людей не существует. Разве что только в сказках. Чувство опасности ощущают все — это факт! Другое дело, одни острее, другие — нет. Одним чувство опасности прибавляет сил, мобилизует, заставляет думать и анализировать много быстрее, чем в обычной обстановке, в других оно вселяет панику, растерянность, делает их трусами, которые, растерявшись, не могут принять верного решения и погибают.

Писатель М.Каминский, в прошлом известный полярный летчик, сказал однажды: "Отвага не существует сама по себе. Ее рождает борьба за жизнь, за правду, за справедливость, за новые знания".

"Волнение — признак неуверенности". Эта навязчивая фраза крутилась в голове командира. Он гнал ее: "Думай, Василий, думай…" И они думали, оба твердо знали, что автоматика, взявшая на себя весь дальнейший ход "действий", будет работать в строгом временном режиме. Их задача — не ошибиться в выполнении нескольких важных операций, необходимых в данной ситуации. Действовали синхронно и слаженно.

Потом ощутили резкий толчок. Пиротехника "раскидала" все корабельные блоки. Они остались в спускаемом аппарате. Началось падение. Через секунду или две после этого стала подкрадываться перегрузка. Она быстро нарастала. Темп нарастания был много больше, чем они ожидали. Невидимая чудовищная сила вдавила Василия в кресло и налила веки свинцом. Дышать становилось все труднее. "Олег, попробуй кричать, это поможет, — предупредил товарища. — Сильнее кричи, сильнее!.." Тяжесть перегрузки ломала, лишала возможности говорить, "съедала" все звуки, оставляя только гортанный храп и сдавленное сопение. Оба всеми силами старались противодействовать перегрузке. Наконец тяжесть стала спадать. Уже потом, когда анализировались записи приборов, было установлено, что после "пика", превысившего 20 g, был второй — на 6 единиц, но они его не почувствовали.

"Что же произошло?" Вопрос оставался без ответа. Были предположения. Были попытки их проверить, но все путалось, и они ничего не могли понять. Одно знали: корабль возвращается на Землю в аварийном режиме.

— Я — "Урал", уточните район посадки, — запросил командир.

Эфир не отозвался.

— Ну и молчите! — Это уже про себя. — Да и что они могут там уточнить. Наверное все стоят на ушах. Или того хуже…

Быстрый взгляд на часы и уже спокойно: "Куда же мы сядем?" Спросил Олега. Тот стал прикидывать. В тот же момент кольнуло нетерпение: " Почему не раскрываются парашюты?" Командир снова посмотрел на секундомер: "Еще рано". "Волнение — признак неуверенности", — в который раз повторил себе.

Секунда, еще секунда…

Потом его спросят: "Это были долгие секунды"? Он скажет: "Не заметил". Это будет правда.

"Есть только миг между прошлым и будущим, и только он называется жизнь…" Так, кажется, поется в песне. И смысл в этих словах есть. Один короткий миг. Мысли прервал щелчок отстрела люка парашютной системы. "Все идет штатно", — подумал и хмыкнул: "Штатно".

— Ты о чем? — отозвался Олег.

Василий не успел ответить, как их еще раз тряхнуло. Сработали вытяжной и основной парашюты.

— Прикинь, куда идем? — не отвечая на вопрос, попросил бортинженера.

— В Китай, — ответил без промедления Олег. — Начнем наше первое заграничное путешествие.

— Я не шучу! — Василий скорее прохрипел, чем сказал.

— Сейчас, командир.

Олег рассчитал почти точно. Сели они чуть в стороне от предполагаемого места.

Было обидно и неприятно. Много и долго готовились они к этой работе, и вдруг такое… Да и сам факт "сбоя" малоприятен. Случайный "боб" поставил их на грань жизни и смерти. Впрочем, еще не все кончилось.

Они ждали включения двигателей мягкой посадки. Легкий толчок. И вдруг корабль стало тянуть и разворачивать, словно он, сел на воду. "Еще один сюрприз?" — мелькнула мысль. Иллюминатор, который был черным от копоти, вдруг просветлел (потом окажется — от трения о снег), и командир увидел ствол могучего дерева. "Нет, это земля!", — подумал с облегчением.

Пальцы уже давно нащупали кнопку отстрела одной из стренг парашютной системы. Нажал! Корабль обрел устойчивость. Наступила тишина, неприятная тишина. "Зачем она? — подумал. — Надо открывать люк". Отстегнулся от привязной системы и высунулся. В лицо ударила прохлада. Он жадно пил ее. Нет, глотал. Жадно, отрывисто, полным ртом. Но утоление не наступало. Осмотрелся: "Черт побери, погода здесь совсем не такая, что провожала на Байконуре. Ветер, снег, плотная низкая облачность, температура ниже нуля". Кругом был лес. Парашют зацепился за деревья, а корабль завис у края пропасти.

Сколько же времени? Этого он понять не мог: часы поставлены по Москве, на Байконуре плюс два, а здесь? Надвигались сумерки. "Похоже, темнеет здесь рано и быстро". Он спрыгнул вниз и по грудь провалился в рыхлый снег. Рядом плюхнулся Олег. Ветер бросал в лицо колючий снег. Тишину нарушил громкий треск. Тысячеметровый купол парашюта, словно наполненный парус, с силой тянул стропы и ломал огромную сосну. Снег под днищем корабля подтаял, и он угрожающе сползал к обрыву. Внизу темнел провал: метров пятьсот — шестьсот.

— Снимаем скафандры и под корабль их! — приказал командир. — Иначе завалится.

Они разделись. Теперь ветер пробирал до костей. Вскоре послышался гул моторов. Самолет! Он приближался, потом начал ходить кругами. Стало ясно: сигнал принят, их засекли. Командир настроил рацию. "Все нормально?" — спросили с борта. "Если то, что мы здесь — нормально, значит так", — ответил с ехидцей. В эфире молчание. "Конечно, нормально", — успокоил поисковиков. "Как самочувствие?" — голос с борта. "По погоде", — буркнул Олег Макаров.