Михаил Ребров - Космические катастрофы. Странички из секретного досье

Ну а англо-французский "Конкорд"? Их тоже построено 16. Так вот, он оказался куда удачливей. Большого коммерческого успеха самолет не принес, но прорыв в технологиях был достигнут, опыт приобретен, обозначались перспективы. За рубежом со всей определенностью говорят, что на смену "Конкорду" готовятся прийти скоростные пассажирские самолеты второго поколения. И мы вроде бы извлекли урок из прошлого. Специалисты ЦАГИ считают, что эра сверхзвуковых пассажирских лайнеров обязательно наступит и что такие научно-производственные объединения, как "Туполев" и "Сухой", уже имеют в заделе перспективные замыслы.

Не остаются в тени и аэрокосмические проекты. Разработка собственного "челнока" ведется в Англии (проект "Хотол"), в Германии ("Зенгер"), Франции ("Гермес"), к программе многоразовых космических аппаратов приступил Китай, в последнее время активно выдвигающийся в число лидеров мировой космонавтики. В печати появились сообщения и о японском проекте "мини-шаттла". А еще есть "НАСП", "Хоуп"…

А что же мы? После триумфа 1988 года "Буран" стал на прикол. Правда, в 1989-м "верхом" на "Мрии" его свозили в Ванкувер, на международную выставку. И — все.

Но что бы там ни говорили, в процессе создания "Бурана" Россия стала обладательницей уникальных технологий, "ноу-хау", изобретений… Все это можно эффективно использовать не только в научно-промышленных отраслях страны, но и экспортировать. При встрече с Лозино-Лозинским я узнал и о новых витках "Спирали". Крылатые космические аппараты многоразового использования, по убеждению конструктора, позволят в пять и даже десять раз сократить затраты на доставку полезного груза на орбиту. Это — в сравнении с традиционным ракетным вариантом. В НПО "Молния" есть проект "МАКС" — многоцелевая авиационно-космическая система, логическое продолжение "Спирали". Проект "МАКС" включает тяжелый транспортный самолет-гигант "Мрия" (Ан-225), на котором размещается 27-тонный орбитальный самолет с подвесным баком на 200 тонн трехкомпонентного топлива (водород, кислород, керосин). Орбитальный аппарат отходит от "Мрии" на высоте 10 километров, на 100-километровой высоте "отстреливается" топливный бак и приводняется в океане. Грузоподъемность "МАКСа" — 8,5–9,5 тонн. Подвижность стартового комплекса снимает такую проблему, как наклон орбиты (для Байконура это 51 градус), и позволяет доставлять орбитальный самолет в нужную точку космического пространства.

Прорабатывается в НПО и вариант многоместного суборбитального пассажирского самолета на 52 посадочных места. Полагают, что его полет от Москвы до Нью-Йорка займет 1,5–2 часа.

Словом, замыслы есть. И весьма интересные. Суждено ли сбыться этим надеждам, устремленным в завтрашний день?

* * *

"Буран" уходит в небытие. Не сам, его подталкивают туда. Похоже, наше смутное время не желает позаботиться о творениях инженерной мысли. Тем более что они, эти творения — это мы. Такие же "с маленькой буквы", такие же никому не нужные — "за истечением"…

На "Буран", застывший в Москве на Пушкинской набережной Парка культуры на фоне играющей бликами воды, смотришь с грустью. Как вслед лучшей части своей души, которая уплывает, уносится течением времени. Куда-то, не обещая вернуться.

Крылатый космический корвет превратился в потеху. Унизительно это. Нет такой коммерции, нет такого "творчества", нет таких благих намерений и даже разума такого нет, ради которых можно было бы оправдать этот миг ухода. Дико! И разве можно делить космонавтику на "получилось — не получилось". Какая разница — финансовые затруднения, интриги властей предержащих, просчеты… Какая разница, кто и в чем повинен. Лепет. Что останется навсегда, так это самоотверженный труд людей, получивших ордена и почетные звания по "закрытым указам", которые не публиковались.

У "Бурана" состоялась судьба. Состоялся и триумф. В пространстве славы, в зоне легенд, наше, так сказать, наяву. И, согласитесь, как все это до боли драматично: прозябание — восторг — слава — смерть. А еще — скорбь и стыд. Память — не в аттракционах, а в том ноябрьском старте. Ее у нас никто не отнимет.

А потом — вот такая судьба…

Все это делается для потехи…

А ведь могло быть совсем иначе

На космодроме на мысе Канаверал (штат Флорида) в космическом Центре имени Дж. Кеннеди установлен монумент — памятник пятнадцати погибшим американским астронавтам. "Космическое зеркало" — так назвали этот своеобразный по архитектуре обелиск, на котором начертаны имена покорителей космоса, погибших в полетах, на тренировках и в авиационных катастрофах. Пятнадцать имен были высечены весной 1991-го. Время, безжалостное и суровое, работа, полная опасностей и риска, допишут эти строки.

Сооружение весьма необычно. Большая плита из полированного черного гранита размером 13 на 15 метров помещена на вращающемся основании вместе со смотровой площадкой и поворачивается так, что тыльная ее сторона всегда обращена к Солнцу. И приезжающие видят как бы светящиеся имена астронавтов. Такой необычный эффект создают солнечные лучи, проходящие через насквозь прорезанные в граните буквы.

В США тоже чтят наши совместные дела

И полет по программе "Союз" — "Аполлон"

Эти автографы Леонова и Кубасова — еще одна память о том полете

В "космических зеркалах" памяти через имена героев отражается не только история покорения Вселенной. В них отражаемся все мы, земляне, рискнувшие на такое, наша боль о всех ушедших, наши надежды на новые дерзновенные подвиги во имя будущего…

Но вот о чем не могу не сказать. Находясь на орбите, космонавт виден всем. Однако космический полет, даже если он длится месяцы, а то и годы, — лишь малая часть его жизненного пути. Куда более продолжительна подготовка к старту, иногда она занимает долгие годы. Не потому, что очень сложна предстоящая миссия (хотя это бесспорно так) — просто велика очередь. Космических кораблей и орбитальных станций гораздо меньше, чем кандидатов на занятие рабочих мест в их кабинах.