Юрий Безелянский - Знаменитые писатели Запада. 55 портретов

Беккет не только не поехал в Стокгольм на вручение премии, но все полученные деньги раздал нуждающимся друзьям и сиротам, причем сделал это анонимно, вот почему французский журнал «Лир» назвал его святым человеком.

Да, Сэмюэл Беккет был странным человеком и странно жил, не только без роскоши (в старости он был богатым человеком), но и без мебельных гарнитуров и без автомобилей. Его парижская квартирка была предельно скромной, лишь на стенах — множестве живописных холстов. На садовом участке за городом был разбит всего лишь газон, и никаких бассейнов.

У Беккета были странные отношения с матерью и женой Сюзанн Дюшево-Дюмесни. Без сыновьей привязанности и любовных судорог. Он вообще отличался пассивностью в отношениях с женщинами. К нему питала определенные чувства дочь Джойса — Люсия, но он не пошел им навстречу (возможно, боясь потерять дружбу с Джойсом). Со многими женщинами его связывали какие-то особые отношения. Биограф писателя Дэрд Бейер рассказывала о связях Беккета: «Они были самые разные. Я, например, совершенно точно знаю, как к одной он постоянно приезжал, чтобы поболтать. С другой женщиной его связывали интимные отношения. С третьей любил ходить по ресторанам и напиваться…»

В рассказе Беккета «Первая любовь» есть любопытное определение: «То, что называют любовью, — это ссылка и редкие весточки с родины — вот что я понял в тот вечер. Когда она затихла и мое „я“ вернулось ко мне, утихомиренное мгновенным беспамятством, я оказался в одиночестве…»

Любовь по Беккету — не соединение сердец и душ, а всего лишь краткое беспамятство.

Израильская журналистка Мира Аврех в 1976 году встретилась с Беккетом в Берлине (оба были гостями Берлинской академии искусств). Она вспоминает:

«Около одиннадцати часов вечера в дверь моей комнаты кто-то постучал. На пороге я увидела высокого худощавого человека в очках с золотой оправой. У него были голубые, со стальным отблеском глаза, густые кустистые брови, коротко остриженные седеющие волосы, лицо, изборожденное глубокими морщинами. В одной руке он держал бутылку виски „Джони Уокер“, в другой — два стакана из искусственного хрусталя. „Можно войти?“ — вежливо спросил он. Передо мной был нобелевский лауреат, известнейший драматург Сэмюэл Беккет…»

Так Беккет пришел к израильской журналистке пообщаться, немного поболтать, хотя при этом немного печально пробурчал: «Я не ищу новых знакомств. Ничто не должно доставаться слишком легко, в противном случае утрачивается его значимость».

В ходе беседы выяснилось, что Беккет любит Гайдна и восхищается Кафкой. О себе он сказал, что его беспокоит глаукома и что его старое тело истерзано болезнью и страданиями.

— Скажите, Сэм, — спросила Мира, — чего бы вам хотелось больше всего, что бы вы сделали, если бы чувствовали себя вправе распорядиться своей судьбой?

Пять минут слышалось за столом только звяканье столовых приборов. Наконец Беккет поднял голову и сказал:

— Мира, вы спрашиваете, что бы мне больше всего хотелось сделать? Больше всего мне хотелось бы утопиться.

И это называется интимная встреча? Писатель пришел к понравившейся ему женщине? Но это — Беккет. В рассказе «Конец» написано: «Обессиленный, я размышлял без сожалений о рассказе, который чуть было не написал, намереваясь развернуть в нем правдивую картину всей своей жизни. Той жизни, которую нет мужества оборвать и нет сил продолжать».

Жизнь оборвалась естественным образом. Беккет умер в 83-летнем возрасте 22 декабря 1989 года в Париже, в клинике для престарелых. На его ночном столике лежала «Божественная комедия» Данте на итальянском языке — свою любимую книгу он читал в подлиннике. Думать о Данте было любимым занятием Беккета.

писал Александр Блок. Дантовское inferno. «Его современность неистощима, неисчислима и неиссякаема», — отмечал Осип Мандельштам.

Однако вернемся от Данте к Беккету — от одного культового имени к другому. В своем творчестве Сэмюэл Беккет немного похож на Кафку и Ионеско — те же абсурдистские приемы и мотивы. Но Беккет и отличается от них тем, что все написанное им сродни классической японской поэзии: традиционность темы и словаря при бесконечном разнообразии нюансировки. Каждая фраза концентрирована и несет в себе огромный эмоциональный заряд. Приведем отрывок из стихотворения Беккета (со своеобразным синтаксисом):

У героев пьес Беккета необычное мышление. Оно сбивчиво, противоречиво, все время кружит в замкнутом кругу. У них особый ритм движения, как будто бег на одном месте. И все они, и это главное, в ожидании чего-то. Ожидания события для них — как наркотик. Вся пьеса «В ожидании Годо» — кафкианская пьеса ожидания. Старшее поколение читателей помнит, как мы тоже долгие десятилетия ждали чуда — обещанного коммунизма, а в конечном итоге оказались у разбитого корыта.

У Беккета другое ожидание — апокалиптическое предчувствие надвигающейся гибели мира, тщетность и бессмысленность человеческого существования. Этот неведомый Годо нависает над всем миром. Но и чисто индивидуальный ужас — кошмар существования между рождением и могилой.

« Владимир. А где же мы, по-твоему, были вчера вечером?

Эстрагон. Не знаю. Где-то еще. В другом загоне. Пустоты хватает».

Действительно, персонажи Беккета «В ожидании Годо» находятся в Зоне, где всего лишь одно «украшение» — засохшее дерево.

— Что мы тут делаем, вот о чем мы должны спросить? — рассуждает Владимир. — И мы знаем ответ: мы ждем Годо. Могут ли то же сказать о себе другие? Миллионы?

«В ожидании Годо» — трагикомедия о неведомой цели.

«Слабый крик родившейся жизни, единственный вдох и выдох, второй слабый крик, а затем — молчание. Вот и вся наша жизнь», — заметил Беккет в одном из редких интервью в 1964 году.

Еще одна знаменитая пьеса Беккета — «Конец игры» (1957). Герои — четыре жалких человеческих существа, больных и старых, оставшихся на земле после какой-то катастрофы. Тема чудовищного физиологического и духовного распада человека, злобной разобщенности людей. В этой пьесе Беккет с печалью констатирует, что вегетативная, животная основа человеческого существования превалирует над интеллектом человека. Вегетация выше разума. Одни критики возмутились, назвали «Конец игры» «философским цирком», «философской клоунадой», удачным номером кабаретной программы в «театре трупов». Другие посчитали пьесу Беккета высокой трагедией шекспировского плана.