Рой Медведев - Владимир Путин

Известный российский ученый, математик, эколог и политолог академик Никита Моисеев, умерший в начале 2000 года, являлся автором многих экономических проектов, в том числе и в области международного экономического сотрудничества. Эти проекты, однако, были отвергнуты или оставлены без рассмотрения во времена Ельцина и Черномырдина. В одной из своих последних статей под выразительным заголовком «Агония» Н. Моисеев писал, что у России почти не осталось шансов для перехода от компрадорского латиноамериканского пути развития на путь независимого развития, подобный японскому.

«Я не могу быть сегодня оптимистом, — писал ученый. — Да, у нас есть шансы, но я уже не верю в то, что они будут использованы. И для моего пессимизма есть достаточно оснований, ибо для использования наших шансов необходим соответствующий интеллектуальный уровень руководства и его способность заменить политиканство и цели личного эгоизма искренним стремлением послужить отечеству и собственному народу. Необходимо, чтобы кремлевское руководство было способно осознать ситуацию и потенциальные возможности России. Но трудно представить себе, что на этом уровне в ближайшее время появятся фигуры масштаба де Голля. Необходим высокий уровень доверия нации к кремлевскому руководству. Но трудно поверить, что он возникнет в обозримое время. Необходима, наконец, партия, обладающая соответствующей программой и пользующаяся авторитетом в широких кругах народа. Но такой партии сегодня нет, и трудно ожидать, что она может возникнуть в ближайшие годы. Вот почему оптимистический сценарий нашего развития мало реален» [201] Свободная мысль. 1999. № 5. С. 20. .

С тех пор как эти слова были опубликованы, прошло очень мало времени, но ситуация в России изменилась — и существенно. В Кремле появилось руководство, которое оказалось способным осознать ситуацию и возможности России; им движет искреннее стремление послужить народу и Отечеству. В Кремле появился лидер, который сумел завоевать высокий уровень доверия нации и который прямо говорит о примере де Голля. В стране начался поворот от политиканства к осознанной и последовательной национальной политике. Нет еще партии и программы, которые пользовались бы авторитетом и поддержкой в широких слоях народа. Но и эта задача уже осознана и начала успешно решаться в последнее время.

Этот вопрос, прозвучавший на Международном экономическом форуме в Давосе в конце января 2000 года, относился не только к экономическим воззрениям В. Путина. Он относился прежде всего к его политическим взглядам и идеологии. В отличие от своих главных конкурентов на президентских выборах — Геннадия Зюганова, Григория Явлинского и Владимира Жириновского, выступавших от определенных партий и идеологических направлений (коммунистов, либералов и националистов), — Владимир Путин не был кандидатом какой-либо партии или блока. И свою экономическую, политическую и идеологическую позицию он не сформулировал с достаточной четкостью.

В марте 2000 года это дало ему, однако, немало преимуществ, и он смог получить не только голоса избирателей, сочувствовавших центру, но и поддержку значительной части как правого, так и левого электората. Нельзя сказать, что Путин в ходе избирательной борьбы вообще не высказывал своих политических и идеологических предпочтений. Он говорил о патриотизме, о сильном государстве, о приверженности демократии и законности, о защите безопасности России и повышении благосостояния ее граждан. Но эти же слова, хотя и с разным ударением, произносили и многие другие политики…

Борис Ельцин также не примыкал ни к одной из многочисленных российских партий, хотя и высказывал иногда пожелание о создании какой-то новой политической партии, в которой он мог бы работать. Однако политический облик Ельцина был все-таки более очевидным, чем у его преемника. Ельцин вступил в мир публичной политики еще в 1985 году, он пришел в демократическое движение из верхов КПСС, и это требовало от него постоянной демонстрации антикоммунизма — а это тоже идеологическая платформа. Утверждали, что и В. Путин — антикоммунист, ибо он ставит во главу угла национальную традицию. Однако выступать в защиту русских национальных традиций — это вовсе не означает антикоммунизм. В. Путин 16 лет работал в советской внешней разведке. На всех постах, которые он там занимал, он должен был демонстрировать высокий профессионализм, исполнительность, мужество, но не идеологические предпочтения. Он был членом КПСС, и в его лояльности к партии и партийной идеологии ни у кого не было сомнений. «Я был нормальным советским человеком», — говорил позднее сам Владимир Путин о своих взглядах в 70 — 80-е годы.

Даже после избрания его Президентом Российской Федерации и вступления в должность В. Путин воздерживался от четкого определения своих идеологических позиций, и это порождало немало толкований или попыток произвольно причислить его к тому или иному из политических течений. Путина определяли и как «западника, равнодушного к идее особого русского пути» (А. Ципко), и как «антизападника, который ускорит новый исторический поворот России» (А. Нагорный). «Путин — несомненный демократ», — заявлял Муртаза Рахимов. «Нет, — возражал Владимир Рыжков, — Путин, скорее, консерватор, чем демократ, он сторонник жесткой власти». «Путин — гуманистический либерал», — говорил Анатолий Лукьянов. «Нет, он прагматик, близкий голлизму, и его позицию невозможно определить идеологическими штампами», — заявлял Игорь Шабдурасулов. «Так кто же такой Путин, — с раздражением восклицал П. Акопов из „Известий“, — западник или славянофил, сторонник втискивания России в “мировую цивилизацию” или приверженец “особого русского пути"? Ответа на этот вопрос нет даже у самого Путина. Волею случая получивший верховную власть в переживающей глубочайший кризис России, полковник Путин действительно не знает, что ему делать и в какую сторону идти. Это почти не заметно только потому, что, в отличие от другого полковника — Николая Романова, правившего Россией в начале века, — Путин обладает решительностью и не склонен к интеллигентской рефлексии по поводу каждого своего действия. Но Россия стоит на перепутье, и направление ее развития, как и сто лет назад, во многом зависит от полковника, совершенно не подходящего на роль лидера великого государства в эпоху перемен» [202] Известия. 2000. 15 августа. .

О том же, но другими словами писала и Л. Цуканова из «Нового времени»: «Большая часть российской интеллигенции довольно нервно относится к президенту. Ей многое не нравится в том, что он делает, но одновременно многое нравится в том, что он говорит. Это для интеллигенции тяжелое испытание: вербальная реальность для нее не менее значима, чем действительная. Поэтому во многих, особенно печатных, изданиях присутствует нота раздраженного ожидания: когда же наконец Путин, этот „черный ящик“, откроется до конца и объяснит, чего же он хочет и что же он будет делать» [203] Новое время. 2001. № 1. С. 10. . Сама Цуканова считала, что Путин будет строить хорошо управляемое, но бюрократическое и вполне советское государство, в котором свобода печати будет ограничена. Я. Кротов из «Общей газеты» был еще более пессимистичен. В России, по его мнению, «будут сохранены в основном коммунистические отношения, а в качестве идеологии нам предложат православие и “культ личности Путина". Архиерейские соборы заменят собой пленумы ЦК, а народ получит покой, любой, который он жаждет, “бюрократический, кладбищенский, кровавый"» [204] Общая газета. 2000. 10–16 августа. .