Николай Чуковский - Беринг

Так же обстояло дело и с проектом плаванья от Камчатки в Японию. Беринг не обязан был сам плыть в Японию, но на него возложили и организацию этого плаванья и руководство им. Таким образом, хозяйство Беринга разрослось необычайно, и число его подчинённых выросло во много раз.

Из всех громадных задач, которые стояли перед второй экспедицией в целом, Беринг для себя лично выбрал только одну, которую считал, по-видимому, основной, главной. Так как решение вопроса о существовании пролива между Ледовитым океаном и Тихим поручалось теперь лейтенанту Ласиниусу, Беринг, оставил за собой только один вопрос: далеко ли от Камчатки до Америки. Он решил довершить то, что не довершил таким тревожным для него летом 1729 года, — плыть от Камчатки прямо на восток до тех пор, пока он не упрётся в американские берега.

Кроме Шпанберга и Чирикова, Беринг получил себе в помощники трёх опытных морских офицеров — англичанина Вальтона, шведа Свена Вакселя и русского Софрона Хитрова, Академия наук послала с Берингом двух своих учёных — естествоиспытателя Иоганна Гмелина и профессора истории и географии Герарда Миллера. Зарисовывать новооткрытые земли должен был специально для этого приглашённый художник Плениснер.

По просьбе Беринга и по поручению Академии наук астроном Делиль составил карту северной части Тихого океана. На эту карту он нанёс все те географические данные, которые установил Беринг во время первой своей экспедиции, а также всё то немногое и сомнительное, что ему удалось найти на прежних картах, составленных в Европе. Японские острова он наметил приблизительно, потому что точных сведений о них у европейцев не было. Голландские купцы изредка посещали японский порт Нагасаки, но ничего, кромe этого порта, в Японии не знали. Берега Америки севернее Калифорнии Делиль не нанёс на свою карту, вовсе, потому что о них никто ничего не знал.

Американских берегов на карте Делиля не было, но зато на юго-восток от Камчатки и на северо-восток от Японии была обозначена Земля Гамы. Испанский мореплаватель Гама в начале семнадцатого века утверждал, вернувшись из плаванья, что в этих местах он видел землю. С тех пор, вот уже сто лет, Земля Гамы обозначалась на всех европейских географических картах. После Гамы никто её больше не видел, и картографы просто срисовывали её один у другого. Так же поступил и Делиль. На его карте она оказалась в соблазнительной близости от русской Камчатки. И, естественно, Беринг получил приказание — во время своего предстоящего нового плаванья к берегам Америки отклоняться несколько к югу и разведать Землю Гамы.

В феврале 1733 года участники экспедиции начали выезжать из Петербурга. На этот раз обоз их был гораздо больше, чем прежде, потому что предполагалось построить на Тихом океане не один корабль, а целый ряд кораблей. Грузы везли на санях до Твери, здесь перегрузили их на баржи и сплавили по Волге в Казань. Из Казани тащили их в Тобольск на подводах. Тут экспедиция зазимовала.

Весной 1734 года Беринг поскакал вперёд, а Чириков и Шпанберг повезли грузы по Иртышу, Оби, Кети, Енисею, Ангаре и Илиму. Зимой добрались до Усть-Кута на Лене. Здесь стали строить лодки, грузить и, когда сошёл лёд, сплавлять их по Лене к Якутску. Грузов на этот раз было очень много, и, чтобы справиться с ними, приходилось насильно сгонять на работы местное население — сибирских крестьян, якутов, ссыльных. Работы были так тяжелы, что люди, особенно ссыльные, стали толпами убегать. Как написано в донесении Беринга сенату, для предотвращения побегов были поставлены «крепкие караулы, а вдоль берегов Лены через каждые 20 вёрст виселица». Надо полагать, это было изобретение Шпанберга. По словам одного участника экспедиции, «виселицы произвели прекрасное действие, так как с этого времени убежало уже весьма немного людей».

Летом 1735 года грузы прибыли по Лене в Якутск. Беринг давно уже их здесь дожидался.

Беринг провёл в Якутске три года — с 1734 по 1737-й. Шпанберга он отправил в Охотск — строить новые корабли и чинить старые. Самым трудным делом была переправка громадных грузов экспедиции по бездорожью из Якутска в Охотск, и Беринг поручил его Чирикову. А сам остался в Якутске.

Трудно пересказать, сколько разных клевет обрушилось на него за это. Его обвиняли в том, что он нарочно оттягивает начало своего плаванья. В Петербурге его медлительность вызывала всё растущее раздражение. Из сената и из адмиралтейств-коллегии Беринг получал всё новые и всё более грозные предписания ускорить дело. В медлительности, в намеренной бездеятельности нередко упрекают Беринга и позднейшие исследователи. А между тем все эти упрёки совершенно неосновательны. Никогда ещё Беринг не был так деятелен, как во время своей трёхлетней жизни в Якутске, и никогда ещё у него не было так много необходимейшего дела. Для распоряжения четырьмя группами исследователей, двигавшихся вдоль громадного сибирского побережья Ледовитого океана, для общего руководства строительством кораблей и гаваней на Оби, на Енисее, на Лене, на Охотском море, на Камчатке, для управления движением огромных грузов и множества людей через всю Сибирь ему нужен был штаб, командный пункт, и он основал свой командный пункт в Якутске. И, несомненно, он поступил разумнейшим образом, потому что более удобного места для координации такого множества дел, разбросанных по такому колоссальному пространству, найти было невозможно. Через Якутск шли все грузы и все партии людей, которые следовали к Охотскому морю, и на Камчатку, и вниз по Лене к двум группам, одна из которых исследовала побережье между Леной и Енисеем, а другая — между Леной и входом в Тихий океан. И проделать всю эту грандиозную подготовительную работу быстрее, чем её проделал Беринг, — при тех пространствах и тех средствах сообщения — было невозможно.

Тем не менее из Петербурга без конца приходили всё новые и всё более грозные требования ускорить дело. Шли годы, тратились деньги, а результатов пока никаких! В ответ Беринг посылал донесения и письма, в которых подробно объяснял неизбежность и разумность своих поступков. Он не оправдывался, он охотно допускал, что на его месте другой, более способный человек делал бы всё быстрее и добился бы больших успехов, хотя теперь, когда мы беспристрастно рассматриваем его деятельность, нам кажется крайне сомнительным, чтобы кто-нибудь другой в тех условиях мог добиться чего-нибудь быстрее. Во всех письмах Беринга повторялась одна и та же мольба: освободить его от порученного ему Петром дела и позволить вернуться домой. Он доказывал, что слаб здоровьем и стар годами — ему было уже далеко за пятьдесят.