Дэниел Сташауэр - Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла

Как ни странно, это не сочли достаточно важным признанием, чтобы возобновить расследование. Лейтенанта Тренча за помощь правосудию наградили по заслугам — уволили из полиции и лишили права на пенсию. Конан Дойл был потрясен. "Как можно решить, что не обнаружено новых свидетельств, требующих пересмотра, понять невозможно, — написал он в ‘Спектейторе’. — На мой взгляд, это дело останется в истории криминалистики как вечный памятник чиновничьего упрямства и некомпетентности". Казалось бы, все было потеряно. Но следующий шаг — хотя Конан Дойл не мог тогда этого знать — был за Оскаром Слейтером.

"Мои методы работы не подогнаны под какой-то определенный план, — признавался Конан Дойл репортеру в 1905 году. — Я пишу, когда я в настроении. Не диктую, а всю вещь пишу пером. Пишу медленно и очень редко вношу поправки, если же иногда и вношу, обычно выходит только хуже, и тогда я восстанавливаю прежний вариант. Поправка обычно требует переделки целого куска. Первое впечатление всегда оказывается самым лучшим". Это интервью было напечатано под заголовком "Неудача Конан Дойла-драматурга". Именно драматургическое направление приняла его работа после второй женитьбы. Он сочинял новые и перерабатывал в пьесы свои старые рассказы. Что касается "неудачи Конан Дойла", речь шла о переделке "Бригадира Жерара", сюжета о его популярном герое эпохи Регентства. "Я предлагал эту пьесу чуть ли не каждому постановщику в Лондоне, — рассказывал Конан Дойл, — но все безрезультатно. Никто не решался. А почему, не знаю. Я и теперь совершенно убежден, что это хорошая пьеса. А они совершенно убеждены, что плохая". Между тем "Шерлок Холмс" Уильяма Джиллета продолжал идти при полных залах.

Но спустя несколько месяцев "Бригадир Жерар" обрел неожиданного сторонника в лице актера Льюиса Уоллера, сыгравшего Д’ Артаньяна, Хотспора, Генриха V и славившегося как кумир молодежи. Уоллер, опытный театральный режиссер, взялся поставить пьесу и сыграть заглавную роль. Начались репетиции, но Конан Дойл не мог оставить без надзора своего героя. В романе он страницу за страницей вдохновенно заполнял описаниями золотых галунов на мундирах, сабель с самоцветами на рукоятях, пистолетами с узорной насечкой. В театре же его страсть к исторической достоверности представляла серьезное препятствие. Явившись на генеральную репетицию, он с ужасом увидел группу гусарских офицеров, возвращающихся после последней наполеоновской кампании, — они торжественным маршем вышли на сцену в сверкающих оранжевых с серебром мундирах. "Они воины, — закричал он, — а не артисты балета!" По настоянию автора дорогие театральные костюмы вываляли в пыли и грязи. Уоллеру такая аутентичность пришлась не по вкусу. Свой мундир он как звезда постановки оставил незапятнанным.

Уоллер в своем незапятнанном костюме дебютировал весной 1906 года. Спектакль, по оценке Конан Дойла, был великолепный. Но публика привыкла видеть своего любимца в роли гордого героя, а не незадачливого горемыки, и потому не смеялась и не аплодировала. В результате "Бригадир Жерар" скоро сошел со сцены. Конан Дойл был разочарован, но вынес из совместной работы глубокое уважение к уроженцу Испании Уоллеру: "Не знаю, какая кровь течет в жилах Уоллера, то ли еврейская, то ли баскская, то ли та и другая. Знаю только, что человек получился замечательный".

Три года спустя они опять сотрудничали, на этот раз при постановке пьесы "Светочи судьбы" — откровенной мелодрамы, больше подходившей таланту Уоллера. Билеты не раскупались, и "Светочи" продержались всего несколько месяцев, да и то лишь благодаря тому, что и Уоллер, и Конан Дойл оплатили все расходы из своего кармана. Впрочем, автор как оптимист приписал неуклонное падение сборов необычно знойному лету.

Конан Дойл все время возвращался мыслями к Шерлоку Холмсу. Еще до того, как его очередная пьеса "Дом Темперлеев" сошла со сцены, стало ясно, что неудача оборачивается большими долгами, не говоря о плате за аренду пустующего театра. Ситуация, как он сам признал, трудная, если не сказать — отчаянная. Отчаянная ситуация требует отчаянных мер, и потому осажденный автор возвратился на Бейкер-стрит к своей неизменной дойной коровушке — Шерлоку Холмсу.

Много лет спустя леди Конан Дойл удивлялась тому, как быстро ее муж написал и сам поставил новую пьесу: от чистого листа до готового спектакля прошло чуть больше трех недель. "Такая скорость — это, бесспорно, рекорд", — полагала она. Но если и рекорд, то вызванный необходимостью: надо было возместить крупные потери. Сюжет он взял из рассказа "Пестрая лента" — одного из ранних и самых лучших приключений Шерлока Холмса, хотя и внес в действие значительные изменения. Первоначальное название пьесы было "Дело мисс Стоунер", но актеры, желая использовать то, что однажды уже принесло успех, уговорили Конан Дойла вернуться к прежнему — "Пестрая лента". Сцена, где Холмс уступает своей привычке к кокаину [50] Этой сцены в рассказе нет. , прерывается появлением слуги Билли; известный эпизод, где доктор Ройлотт сгибает кочергу, а Холмс ее снова выпрямляет, пришлось вообще исключить, так как не удалось найти подходящего гибкого прута. Наибольшее затруднение оказалось связано с главным персонажем — болотной гадюкой, которая должна угрожать героине. Конан Дойл и на этот раз настаивал на максимальном правдоподобии, постановщики и, надо думать, актеры склонялись к бутафорской змее. Автор, чтобы нагнать ужаса, привез очень внушительного с виду скалистого питона. Однако даже он сам вынужден был признать, что актер из живой змеи никудышный. "Питон либо свисал неподвижно, как толстый желтый шнур от звонка, либо, если его щипали за хвост, — описывал Дойл, — старался изогнуться и дотянуться до театрального столяра, который и щипал его, хотя ничего этого в пьесе не было".

Можно себе представить, как дрожал бедный столяр 4 июня при подъеме занавеса, но, к счастью, все прошло гладко, и Конан Дойл раскланивался в финале под гром оваций. "Все благополучно, — писал он матери. — Я не помню, чтобы мне случалось видеть такой удачный спектакль". Обозреватели очень хвалили игру Г. А. Сейнтсбери и Лина Хардинга, многие особо отмечали, как умело перевоплощался Сейнтсбери; гвоздем программы стал внесенный Дойлом в список действующих лиц некто "мистер С. Лейтер", который оказался Холмсом, переодетым дворецким. Скалистый питон преуспел меньше, хотя Лин Хардинг выдрессировал его так, что в конце премьерного спектакля вместе с ним вышел на вызовы. Все же критики неодобрительно помянули "бледную игру" питона, которая, по их словам, была "искусственной", и вообще он напоминал "толстую и малоподвижную колбасу". Обиженные такой вопиющей несправедливостью, актеры раздобыли хорошего механического дублера, но Конан Дойл запретил замену. Однако позже змей потихоньку поменяли местами, и Конан Дойл определенно высказался в пользу поддельной, поскольку принял ее за настоящую. После чего механическая получила роль и участвовала в самой жуткой сцене: когда Гримсби Ройлотт, умирая, валится на пол, а страшный гад обвивает его голову и потом, к ужасу публики, медленно разматывается и ползет через сцену к доктору Ватсону (его играл Клод Кинг), который под вопли зрителей принимается изо всех сил колотить его тростью. Таков был шумный успех, выпавший на долю искусственной змеи. Этот успех позволил Конан Дойлу с процентами окупить свои потери. Срок аренды "Адельфи" кончался, две другие труппы уже ждали своей очереди, и спектакль переехал в "Глобус".