Аллен Даллес - Тайная капитуляция

Днем 25 апреля Вольф сообщил мне, что ему необходимо немедленно возвращаться в Италию. Он уже находился здесь несколько дней и не может сказать, что могло случиться в его отсутствие. Если он будет отсутствовать слишком долго, Гиммлер может появиться в Северной Италии и попытаться взять его войска под свой контроль. Позиция Витингофа может измениться, а еще был непредсказуемый дуче, хотя мы считали его не способным к твердым решениям.

Из Милана к нам пришло известие, что Муссолини находится там и проводит неистовые совещания. Было важно воспрепятствовать исполнению любых его безумных выходок, ведь неофашисты могли помешать организованной капитуляции. Вольф также отметил, что Северная Италия сейчас взбаламучена, и если он в ближайшее время не вернется в свой штаб, то может обнаружить дороги, перерезанные партизанами. Восстания шли по всему Пьемонту и Ломбардии.

Мне не хотелось его отпускать, хотя я чувствовал, что будет лучше, если он сможет отдавать приказы и предотвращать жестокое насилие и разрушение в Северной Италии, находясь там лично. Вольф предложил, чтобы Швайниц ненадолго остался в Люцерне вместе с майором Веннером, которому он даст все полномочия подписи от своего имени – на случай, если Вашингтон разрешит германским парламентерам отправиться в Казерту для подписания капитуляции.

Его доверенность Веннеру была сформулирована просто, без излишних фраз. Там было написано:

«25 апреля 1945 г.

Настоящим я доверяю моему старшему адъютанту, майору СС Веннеру, вести переговоры от моего имени и скреплять подписью обязательства от моего имени.

[п/п] Вольф».

Перед отъездом из Люцерна Вольф написал от руки и передал нам памятную записку, в которой указывал различные тирольские замки, где были укрыты бесценные произведения итальянского искусства. Вольф рассказал нам в Цюрихе, во время битвы за Флоренцию, что переправил их на Север для защиты. Идея Вольфа заключалась в том, чтобы мы направили в эти места армейские подразделения для спасения творений искусства раньше, чем банды мародеров примутся за свое дело по мере отступления немцев.

Вечером 25 апреля Вольф в сопровождении Гусмана уехал поездом на юг к итальянской границе, а Гаверниц и я остались в Берне, считая его лучшей точкой для управления нашей коммуникационной сетью. Так как фронты боев в Центральной Европе стали рваться, Швейцария превратилась в место, куда стекались все новости.

Швайниц, имевший полномочия действовать за Витингофа, и Веннер с доверенностью Вольфа остались в Люцерне в качестве гостей Вайбеля. Они вели себя все более неспокойно, выказывая вполне понятные подозрения относительно наших намерений. Кем они были – перебежчиками или парламентерами? Ни Гаверниц, ни я не виделись с ними или генералом Вольфом с момента получения стоп-сигнала из Вашингтона.

Вольф пересек швейцарско-итальянскую границу поздно вечером 25 апреля. Он пообещал прислать отчет Гусману, который был намерен остаться ждать на швейцарской стороне границы. Затем Вольф отправился на командный пункт СС в Черноббио на юго-западном побережье озера Комо всего в нескольких милях отсюда. Пункт располагался в реквизированной вилле Локателли, принадлежавшей производителю итальянских сыров. Здесь Вольф немедленно связался по телефону со своим штабом в Фазано и со штабом СС в Милане.

В это время и германский армейский штаб, и штаб СС находились в процессе переезда в Больцано в Южном Тироле. Звонки Вольфа кого-то из его людей застали в Фазано, где они еще оставались, кого-то – уже в Больцано, с кем-то связаться не удалось. Около полуночи он направил на границу курьера с отчетом о ситуации для Гусмана. В нем он выражал сомнения в том, что сможет выбраться из Черноббио, поскольку большие силы партизан продвигались вперед, стремясь перекрыть район швейцарской границы. Он также сообщил, что Муссолини провел двадцать пятого числа в Милане трехчасовое совещание с кардиналом Шустером и обсудил возможности перемирия между партизанами и фашистскими войсками. И наконец, Вольф желал знать, что происходит в Люцерне. Было ли сообщение из Вашингтона?

После этого воцарилось молчание. В начале следующего дня Гусман, прождавший на границе всю ночь и не получивший больше ни слова от Вольфа, позвонил Вайбелю и сказал, что у Вольфа, должно быть, серьезные неприятности. Не было сообщений ни из Вашингтона, ни из Лондона, ни из Казерты. Во всех наших переговорах, начиная с 28 февраля, это был самый неприятный момент. И прежде бывали обескураживающие ситуации, и раньше срывались планы, но сейчас появилось ощущение, что все предприятие близится к концу в безнадежном замешательстве. Вайбель сказал мне, что считает необходимым предупредить Швайница и Веннери, которые по– прежнему ждали известий в его доме в Люцерне, что в ближайшее время на границе воцарится хаос и она, возможно, станет непроходимой. Поскольку у них не было сообщений от нас, они могли пожелать вернуться в свои части, пока еще можно было пересечь границу.

Они решили задержаться еще, но Швайниц начал поговаривать о том, что покажет свою доверенность парламентера представителям прессы, если в ближайшее время ничего не случится. Мир увидит, сказал он, как они прокладывали путь к примирению и кто теперь ответствен за продолжение бесполезной бойни в Италии. Вайбель сумел на какое– то время его успокоить.

Рано утром 26 апреля Вайбель узнал через одного из агентов швейцарской разведки, что вилла Локателли, где ночевал Вольф, полностью окружена партизанами и что велика опасность того, что они могут штурмовать виллу и убить Вольфа и других офицеров СС, находящихся с ним. Вайбель решил немедленно отправиться на швейцарско-итальянскую границу, чтобы посмотреть, что можно сделать для спасения и Вольфа и «Восхода». Когда об этом услышал Гаверниц – это случилось чуть позже утром, – он явился в мой офис и попросил разрешения присоединиться к Вайбелю на границе. Ему казалось, что мы могли бы эффективно использовать одного из моих людей в Лугано, бывшего газетчика по имени Дон Джонс, который не участвовал в «Восходе», но был глубоко вовлечен в наши операции с подразделениями итальянских партизан-антифашистов в приграничном районе и был хорошо известен им под кличкой Скотти. Возможно, он мог спасти Вольфа от своих друзей-партизан. Я сказал Гаверницу, что, с учетом полученных мной жестких приказов, я не могу вступать в контакт с Вольфом, но у меня не было запрета на получение информации о нем. Гаверниц немного помолчал, а потом сказал, что, поскольку все дело, похоже, идет к концу, он хотел бы отправиться на несколько дней в небольшую поездку. Я заметил огонек в его глазах, и, как он рассказывал мне позже, он заметил то же в моих. Я, конечно, понимал и что он собирается сделать, и то, что он намерен делать это под свою ответственность.