Константин Бадигин - С паровозами через Тихий океан (записки капитана)

Во Владивосток я приехал в начале июля 1943 года. Вышел из вагона и сразу окунулся будто в молочное море. Густой приморский туман держал Владивосток в плену. Как всегда неожиданно, он выполз из Гнилого угла и, постепенно расширяясь, наступал на город, заполнял улицы, переулки, дворы. Туман заползал во все поры, затруднял дыхание.

На рейде невидимые корабли отзванивали сигналы, пронзительно вскрикивал портовый буксир. На Ленинской улице гудели автомашины, непрерывно трезвонил трамвай, скользящий размытой тенью. Кляксами расплывались электрические лампочки, зажженные в окнах магазинов.

Город и порт Владивосток был мне знаком давно. Здесь в 1932 году окончил мореходку, плавал на судах морского пароходства и на ледоколе “Красин”. Здесь вступил в партию…

В номер гостиницы, где я остановился, пришел посыльный с приказом немедленно явиться в пароходство. Начальник пароходства товарищ Федотов объяснил, что я назначаюсь капитаном на теплоход “Клара Цеткин”. Знакомое название. Припомнилось, что встречался с этим судном в Архангельске: то ли отправлял его в Арктику, то ли выкалывал из льдов Двины.

Теплоход стоял у восьмого причала, пришвартованный кормой к берегу. Старший механик Виктор Иванович Копанев рассказал мне об аварии, которую они недавно потерпели.

В апреле 1943 года судно стояло на якоре в бухте Рында. При сильных ветрах от норд-оста лоция этих мест рекомендует становиться на якорь ближе к берегу. Однако капитан решил, что в данном случае следует стать на якорь подальше от берега. Шел снег, видимость отсутствовала. Ночью сильным ветром судно сорвало с якоря и снесло на камни. Меня поразило бездействие вахтенной службы, заметившей дрейф теплохода только после того, как сорвало ленточный стопор брашпиля. Когда спохватились и дали машине ход, судно крепко сидело на камнях.

В результате днище судна оказалось разорванным под вторым и третьим трюмами. После того как ветер стих, его сняли с камней, завели шланги, откачали воду, поставили цементные ящики. Машина, к счастью, оказалась неповрежденной, и “Клара Цеткин” пришла во Владивосток, можно сказать, своим ходом, правда с помощью буксира.

Несколько слов о биографии теплохода. Он построен в Ленинграде в 1933 году для перевозки лесных грузов из портов Белого и Балтийского морей в порты Англии и континента. Судно однопалубное, с баком, средней надстройкой и ютом. Помещения команды располагались в средней надстройке, на главной палубе, спардеке и ботдеке.

Всего груза вместе с запасом топлива и воды теплоход мог поднять около шести тысяч тонн. В общем, по тем временам судно было хорошее и быстроходное. Я познакомился с его экипажем и, забегая вперед, скажу: команда оказалась отличной и мне не приходилось жалеть, что я связал с ней свою судьбу на долгие и трудные три года.

Бывший капитан теплохода, а теперь старший помощник Семен Евгеньевич Никифоров при первом же разговоре стал меня уверять, что авария пустячная и что все быстро и хорошо сделают в плавдоке.

Я был значительно моложе старшего помощника и по капитанскому стажу и по возрасту. Это ставило меня в несколько неловкое положение, и я не счел возможным вступать в обсуждение причин аварии.

На следующий день от начальника пароходства Федотова я получил официальный приказ на ремонт в Совгавани и рейсовое задание.

Вечером меня ждал приятный сюрприз. Приехал мой старый друг, с которым мы плавали еще матросами, Саша Аристов. Он совершил знаменитый рейс третьим помощником на пароходе “Уэлен”, вступившем в бой у берегов Австралии с японской подводной лодкой. Самураи не обратили внимания на опознавательные знаки Советского Союза, напали на советское судно, надеясь на безнаказанность, но просчитались!

- Меня ранило в первой же атаке подводной лодки, -

рассказывал Саша Аристов. - Четвертым выстрелом японцы разбили две лебедки, повредили палубную паровую магистраль, пробили в нескольких местах палубу. Осколки продырявили переднюю стенку надстройки. Взрывной волной свалило нашего капитана, ранило его в шею и правую руку. В общем, наделали нам японцы дел, и всего за полторы минуты. Потом лодка погрузилась. Но наша команда решила сражаться с ней до последнего. Орудийный расчет занял свои места.

- Время было светлое?

- Какое там! Темнотища, время полуночное. Второй раз лодка всплыла через сорок минут и выпустила два снаряда. Третий раз лодка всплыла совсем близко - сто метров с левого борта. Пулеметчики сразу открыли огонь. Успели выстрелить и два раза из пушки. Второй снаряд угодил прямо в лодку у переднего края рубки. Ты учти, военных у нас не было, сами управились.

- Кто пушкой командовал?

- Второй помощник Мель, а наводчиком был машинист Николаев, ну, и пулеметчики не подкачали. И врач, женщина у нас, Сергеева, молодец, умело и быстро перевязывала раненых. Капитан Николай Никитич Малахов, несмотря на раны, находился на мостике до самого прихода в порт.

Итак, мечта моя сбылась, я получил неплохой теплоход и был очень счастлив. Мне и не снилось, сколько ждет меня впереди неприятностей и какую трепку нервов испытаю я на первых порах.

Несколько часов я проверял карты и знакомился с лоцией приморского берега. В штурманской было тихо. Два больших иллюминатора плотно задернуты зелеными занавесками. Четко, с металлическим звоном отбивал полусекунды хронометр, невидимый в своей бархатной пещерке.

Еще раз просмотрел список экипажа. Кроме Никифорова, старшего помощника, в нем значились Николай Дудников вторым и Роза Гельфандт третьим помощником. Старший радист - Сергей Лукьянчиков, Хорошее впечатление произвели боцман Павел Пономарев из архангельских поморов и плотник Владимир Апоницын. Секретарь партийной ячейки - старший моторист Яков Сидорович Захарченко. Больше половины экипажа работали на теплоходе несколько лет, со времени его постройки, и судно знали превосходно.

Утром мы в море. Минуем маяк Поворотный. Теплоход двигается на северо-восток вдоль гористого берега. Один за другим слева по курсу возникают в лиловой дали мысы, словно кто-то невидимый переставляет декорации. На западе у самого горизонта синеют величественные вершины Сихотэ-Алиня, заросшие лесом, прорезанные узкими крутыми падями. К морю ущелья-овраги мелели и раздвигались, образуя широкие разлоги.

В одном месте, совсем близко у моря, горела тайга. Тучи дыма висели над лесом. Ветер приносил на теплоход тревожный запах смолистой гари.

В море мы услышали радостную весть. Битва на Курской дуге окончилась победой наших войск. “Немецкий план летнего наступления, - гласил приказ Верховного Главнокомандующего, - надо считать полностью провалившимся. Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы в летнем наступлении всегда одерживают победы, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении…”