Валентин Масальский - Скобелев: исторический портрет

В прощальном приказе боевым частям Скобелев благодарил их за службу и за успех, одержанный их «терпением и мужеством». Уже в Петербурге 16 мая он подписал приказ с выражением благодарности работникам тыла. 13 апреля Михаил Дмитриевич отбыл из Геок-Тепе через Вами и Красноводск на пароходе «Чикишляр», проведя в Туркмении «1 год без 3-х дней» (1.V.1880 —27.IV.1881).

Итак, последняя военная глава. Ее необходимость, думаю, понятна: мало рассказать о походах и сражениях Скобелева. Их описание и анализ были выполнены дореволюционными исследователями. А я хочу выполнить новую задачу: осмыслить, пусть в популярной форме, его полководческое искусство и военную деятельность в целом, и в значительной степени на новых документах.

Скобелев обладал всеми качествами военного человека и полководца. Он был решителен, инициативен, лично храбр, не боялся трудных решений и не уклонялся от связанной с ними ответственности. Он был осторожен и шел в бой, предварительно сделав все возможное, чтобы склонить весы победы на свою сторону, но в то же время умел рисковать. Важная черта Скобелева-полководца — новаторство. Ему были чужды рутина и доктринерство в его догматическом понимании. Он творчески и целеустремленно изучал и осваивал опыт последних войн, старался использовать их уроки сам и сделать их достоянием войск. Будучи генералом-практиком, он великолепно знал военную литературу, военную историю и теорию. Его новаторство сочеталось с военными знаниями, которые были, по отзывам современников, всеобъемлющими, энциклопедическими. Наконец, Скобелев понимал и любил солдата, заботился о нем и сам был безгранично любим солдатской массой.

Скобелев был продолжателем суворовских традиций в воспитании, обучении и вождении войск, развивая эти традиции в обстановке отмены крепостничества, нового вооружения армий, новых условий ведения войн. Недаром многие современники считали, что в военной истории России XIX в. Скобелев был тем же, чем был Суворов в XVIII в. Сравнение хотя и не полностью равных величин, но не лишенное смысла: в эпоху между Отечественной войной 1812 г., последовавшими за ней заграничными походами русской армии, завершившимися взятием Парижа, и 1917 годом, то есть за целое столетие, Скобелев был действительно самым крупным, талантливым и прославленным русским полководцем. Нельзя также забывать, что Скобелев и прожил вдвое меньше Суворова.

Взгляды Скобелева на природу и причины войн были итогом его собственных размышлений и имели, особенно для того времени, довольно своеобразный характер. К сожалению, до нас не дошли никакие письменные изложения самого Скобелева, и об этих его взглядах мы можем судить на основании воспоминаний тех немногих современников, с кем он вел доверительные беседы, главным образом Немировича-Данченко. При их оценке следует учесть, что писатель передает устные беседы со Скобелевым, происходившие к тому же в виде спора. Поэтому, увлекаясь, Скобелев мог допускать невольные преувеличения. С другой стороны, в передаче Немировича-Данченко возможны неточности, обусловленные тем, что он лишь вспоминал об этих беседах, не имея, по-видимому, сделанной сразу по их следам записи. Время неизбежно стирало многие подробности и, может быть, важные аргументы. Не исключено, что писатель кое-что и домысливал. Чтобы получить о представлениях Скобелева более верное понятие, мы будем сопоставлять приписываемые ему Немировичем-Данченко суждения с воспоминаниями других, очень немногих, правда, лиц и, главное, с тем, что Скобелев не говорил, а делал.

Скобелев считал, что причиной возникновения войн послужили различия в уровне экономического развития и благосостояния разных стран и народов. В одном случае народы, отставшие в своем экономическом развитии, культуре и материальном богатстве, искали выход в завоеваниях, чтобы приобрести недостававшее за счет более богатых соседей. В качестве примера Скобелев ссылался на гуннов, вандалов, татаро-монгольские завоевания XIII в. Другой случай — возникновение войн в результате стремления более высокой цивилизации поработить слабейшего противника и обогатиться за его счет. Таковы, например, испанское завоевание Америки, английское завоевание Индии.

Из этой теории следовал вывод, обещавший, хотя бы в будущем, избавить человечество от войн: для этого необходима ликвидация различий в экономическом развитии и благосостоянии народов, сближение различных культур и цивилизаций. Но несмотря на всю очевидность этого вывода, Скобелев его не делал. Более того: он высказывал противоположное убеждение. «Никогда не настанет время, в которое мы будем в состоянии обойтись без войны. Неужели вы действительно верите в утопию грядущего золотого века?» — говорил он доктору Гейфельдеру.

Пытливый читатель уже подметил противоречие. Конечно, он спросит: как же совместить это мнение Скобелева с его теорией происхождения войн? Может быть, он просто не понимал логической неувязки этих двух положений?

Исключено. Он был слишком умен и образован, чтобы не понимать столь простой логики. Пытаясь проникнуть в его понятия, аналитически мысливший М.М.Филиппов высказал догадку: «Парадоксы Скобелева объясняются лишь тем, что военный практик в нем поневоле сталкивается с политиком». На мой взгляд, догадка верна. По-видимому, против этого вывода подсознательно протестовала военная натура Скобелева. Он не мог согласиться, даже говоря о далеком будущем, чтобы столь любимая им профессия оказалась ненужной, чтобы вместе с исчезновением войны со сцены общественной жизни сошла армия, военные традиции, все, что было ему так дорого, без чего он не мыслил своей жизни. Перед нами действительно парадокс, но, как увидим дальше, не единственный.

Скобелев не смотрел на экономику как на фактор, всегда и в любых условиях определяющий исход войны. Когда, например, в ответ на его убеждение в неизбежности русско-германской войны ему указывали на невозможность войны ввиду плохого состояния финансов России, он возражал, по воспоминаниям В.И.Немировича-Данченко, с жаром доказывая, что финансы — не препятствие, что в истории бывали случаи, когда победы добивались государства со значительно худшим состоянием финансов, ссылаясь на положение Франции в 1793 г., России до Полтавы и т. д. «Я не говорю: воевать теперь. Пока еще наш курс 62 копейки, можно и погодить, но немцы долго ждать не заставят…»

Именно это положение в передаче Немировича-Данченко вызвало обоснованное недоверие не раз цитированного нами близкого друга Скобелева. «По г. Немировичу, — писал он, — Скобелев смотрит на войну, как на единственный род промышленности, к которому можно приступить без капитала. Он даже смотрит на войну как на добычу, которой можно блистательно поправлять экономическое народное расстройство.