Джузеппе Гарибальди - Джузеппе Гарибальди. Мемуары

Поначалу правительство собиралось прислать мне таможенные отряды. Хорошо, что не додумалось еще до охранников! Потом мне обещали несколько батальонов берсальеров. Словом обещано было много, но на деле не дали ни тех, ни других. Наоборот, поскольку приток волонтеров был бесконечен, то из опасения, что их будет слишком много, призвали генерала Уллоа, чтобы сформировать части апеннинских стрелков, которые должны были присоединиться ко мне, но до конца войны я их и в глаза не видел.

Генерал Ламармора, военный министр, который всегда противился организации волонтеров, отказался признать звание моих офицеров, поэтому мне пришлось, чтобы как-то легализовать этих отверженных, выпросить для них удостоверения за подписью министра внутренних дел, а не его превосходительства — военного.

Во всяком случае все молча терпели: дело шло о войне за Италию и надо было сражаться с угнетателями наших братьев.

Политическое положение становилось критическим. Заносчивость Австрии давала желанный повод к войне. Это ускорило до некоторой степени вооружение волонтеров, и генерал Чальдини энергично взялся за их организацию.

Вторжение австрийцев на территорию Пьемонта застало нас не совсем подготовленными, однако мы все горели желанием маршировать куда нужно. Нас назначили на правый берег По, в Брузаско, на крайний правый фланг дивизии Чальдини, которая должна была защищать линию Дора Балтеа и таким образом прикрывать дорогу из Брузаско в Турин. Министерство послало несколько пушек в старую крепость в Варенне, чтобы, как гласил приказ, держать под обстрелом дорогу из Верчелли в Турин. Я получил приказ занять и защищать эту позицию. Однако в случае наступления врага мое продвижение было бы парализовано. Как бы там ни было, но мы бросились в бой за освобождение нашей Италии, за мечту всей жизни!.. Я и мои юные соратники, затаив дыхание, ждали часа битвы. Так жених ждет соединения с той, которую он боготворит.

Нас не коснулась грязь золота, побрякушек, роскоши, мы шли вперед, благословляя опасности, трудности, лишения… и даже глумление всяких ничтожеств, которые из вражды или зависти строили нам козни, усыпая шипами наш путь; строили козни вплоть до того, что порочили наши мундиры, наше славное имя, завоеванное на полях сотен сражений! Да! Да! Мы были готовы терпеть все их издевательства, лишь бы нам позволили сражаться с врагами нашего кумира!

Мы провели несколько дней в Брузаско, в Броцоло, в Понтестуре. Эти первые походы ко многому приучили солдат. Мы использовали остановки в разных местностях, чтобы обучить новичков военному делу, патрулированию, службе на передовой и т. д. Когда генералу Чальдини была поручена оборона Казале, мы стали под его командование. Для рекогносцировки была сделана вылазка из крепости, и мы здесь впервые столкнулись с австрийцами.

Когда враг предпринял ложную атаку на наши наружные укрепления, второй полк под командой Медичи показал, на что способны альпийские стрелки. Они смело напали на австрийцев и преследовали их по пятам. В этом деле отличились капитан Де Кристофорис и сержант Гуерцони, впоследствии лейтенант. В тот же день я был вызван к королю в его главную квартиру в Сан-Сальваторе. Он милостиво меня принял, дал инструкции и широкие полномочия на случай внезапного вражеского нападения на столицу, куда я должен был поспешить на помощь. Если же эта опасность нас минует, мне было приказано двинуться на правый фланг австрийцев и не оставлять его в покое.

Я повернул в направлении Турина к Кивассо. Там меня ждал приказ поступить со своей бригадой в распоряжение генерала Соннац. Вот здесь мне посчастливилось восхищаться доблестью и хладнокровием этого бравого старого генерала в рекогносцировке, произведенной вплоть до самых окрестностей Верчелли. Многочисленный враг, выйдя из этого города, бесчинствовал, безжалостно истребляя все, что попадалось на пути, вызывая страх и отчаяние у окрестного населения.

В письменном приказе, полученном мной от короля, заключалось предписание стянуть ко мне всех волонтеров, оставшихся на сборных пунктах, а также присоединить полк апеннинских стрелков, сформированный из юношей, прибывших со всех провинций, чтобы стать под мои знамена.

О присылке апеннинских стрелков я писал Кавуру. То под одним, то под другим предлогом он мне отказывал, несмотря на приказ. Я понял: он не хотел увеличивать количество моих солдат. Старая канитель, начатая в Милане в 1848 г. Собреро, продолжил ее в Риме Кампелло, предписавший, чтобы отряд под моей командой не превышал пятисот человек, а сейчас затеял ее Кавур, ограничивший меня тремя тысячами солдат.

Три полка состояли из шести батальонов, каждый насчитывал по шестьсот человек, что составляло в целом 3600 человек; но непривычка моих юных солдат к трудным маршам уменьшили их число до трех тысяч еще до переправы через Тичино.

Король — а он имел несчастье быть им — был втянут во многие сомнительные дела. Он был, конечно, не хуже тех, кто окружал его в 1859 г. Так вот король прислал второй приказ: мы должны были двинуться к Лаго Маджоре и действовать на правам фланге австрийцев. Быть может, это не понравилось придворной камарилье, ну, а мне весьма пришлось по душе. Таким образом я мог совершенно самостоятельно маневрировать, что было для меня крайне ценно.

Итак я простился с моим смельчаком, старым генералом, к которому уже успел искренне привязаться, и двинулся к Кивассо, а оттуда в Биелла.

Радушный и восторженный прием, оказанный моим солдатам из Биелла, был хорошим предзнаменованием; мы остановились на день, другой в этом милом городе и потом поспешили в Гаттинару.

Услышав, что я двигаюсь в этом направлении, враги выслали из Новары два десятка солдат, чтобы перерезать трос для парома в Порто [249]делла Сезиа, но наша охрана, находившаяся в здешних местах, помешала, открыв огонь.

Здесь кстати будет указать на один постыдный для нас, итальянцев, факт, который население не должно себе позволять, ибо он позорен для тех мест, где происходит. Правда, система террора, применяемая австрийцами в Италии, нагнала крайний страх на население, а приказ Кавура о разоружении национальной гвардии, стоящей на границе, был совершенно недопустим. Поэтому нет ничего удивительного, если наши крестьяне проявляют малодушие, а эти господа с той стороны гор насильничают; ведь столько времени они считали себя хозяевами наших домов, нашего имущества и нас самих.

Используя внушенный ими страх, властители Италии добивались от населения всего, чего хотели; весьма прискорбно — я это признаю — и удивительно, что подобное обстоятельство имеет место среди бравого субальпийского населения, где живучи богатые военные традиции и уже с давних пор существовало замечательное войско.