Маргарита Рудомино - Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

Мои две последние встречи с Маргаритой Ивановной были у нее дома. В 1975 г. я сопровождал короля Бельгии во время его официального визита в Советский Союз. По возвращении в Москву я провел чудесный вечер у Маргариты Ивановны на даче, где ее внук, дотронувшись до меня рукой, сказал, что он думал, что гофмаршалы короля — а я был в то время именно гофмаршалом короля — живут только в книгах. Мальчик был не так уж неправ. Я рассказал эту историю переводчику короля — сыну гофмаршала последнего российского царя.

Самая последняя встреча с Маргаритой Ивановной состоялась в 1987 г. во время моего визита в Москву для участия в переговорах по поводу мероприятий в рамках фестивалей стран Европы. Уже 20 лет каждые два года в Бельгии организуются фестивали искусств одной определенной страны. Первый такой фестиваль был итальянский и собрал более 300 тысяч посетителей, последний — японский — собрал более двух миллионов посетителей. В 1984 г. я стал ответственным за испанский фестиваль. В 1987 г. я приехал в Москву, чтобы обсудить возможность участия Советского Союза в подобном фестивале. У меня осталось тяжелое впечатление от этого визита. И я счастлив, что могу вспомнить о вечере, проведенном в один из дней у Маргариты Ивановны. Мы вспоминали прошлое, говорили о будущем, в котором уже виделись горизонты перестройки и гласности. Я счастлив, что Маргарита Ивановна, родившаяся вместе с веком, молодость которой совпала с революцией, увидела первые годы перестройки. Я счастлив знать, что дорогая Маргарита Ивановна сумела построить свою жизнь несмотря на немыслимые для западного человека трудности, что неутомимая Маргарита Ивановна успела рассказать о своем жизненном пути в журнале "Наше наследие" незадолго до своей кончины. Я получил номер этого журнала с посвящением Маргариты Ивановны и одновременно с известием о ее кончине.

Я счастлив, что Библиотека иностранной литературы в Москве, которую Маргарита Ивановна создала в 1921 г., отныне носит ее имя.

Она приехала из Саратова в голодную Москву в 1921 г. Ровесница века — ей исполнился 21 год — она уже твердо знала свое призвание: учиться и просвещать. Гражданская война закончилась, оставались разруха, нищета, голод… Она верила в то, что говорил и писал Ленин: он сказал на комсомольском съезде, что необходимо овладеть всеми сокровищами культуры, которые накопило человечество, и она решила — будет создавать библиотеку, совсем особенную библиотеку, такую, где каждый желающий мог бы читать иностранные книги, журналы, газеты и тут же изучать иностранные языки.

В наркомате просвещения, куда она пришла, ей стали помогать. В доме наркомата выделили целую квартиру, притащили шкафы, столы и стулья, приносили немецкие, французские, английские, итальянские книги.

Однако внезапно сам народный комиссар Луначарский решил поселиться в этой квартире, она понравилась его жене. Маргарита Ивановна пришла к наркому, говорила сурово, гневно, волнуясь, едва не плача: "Как Вам не стыдно, мы создаем первую в России такую библиотеку, она должна быть не только читальней, но еще и учебным заведением, где будут работать курсы иностранных языков, и вы, народный комиссар просвещения, должны помочь нам, а не мешать".

Худенькая светлоглазая девушка говорила так уверенно и страстно, была так неколебимо убеждена, что Луначарский, конечно же, согласен с ней и немедленно распорядится, чтобы доставили возможно больше книг, увеличили число сотрудников. Но нарком не уступил и въехал в квартиру. <���…>

Шли годы, сменялись наркомы и вожди партии, шумели партийные съезды, спокойней проходили конгрессы Коминтерна; начались пятилетки, грохотали взрывы, рушились стены Китай-города и древних церквей; росли строительные леса, трещали барабаны, трубили фанфары парадов и праздничных шествий, заглушая рокотание моторов тюремных машин и "столыпинских" вагонов. В 1937–1938 гг. множество руководящих сотрудников министерств, трестов, партийных комитетов различных уровней заполняли камеры Лубянки, Лефортова, Бутырок; открывались новые станции метро — "самого прекрасного в мире", в витринах и на стендах вывешивали саженные карты Испании, на них флажками отмечали фронты гражданской войны; в Колонном зале судили врагов народа, и Вышинский кричал, требуя "расстрелять, как бешеных собак", Бухарина, Рыкова, Радека… Менялись наркомы просвещения, Луначарского сняли, назначили Бубнова, а после его ареста разоблачали его пособников, пробравшихся в наркомат "троцкистско-бухаринских агентов иностранных разведок".

В те годы Библиотека иностранной литературы оставалась едва ли не единственным в Москве учреждением, в котором не обнаружили "вражеского гнезда", никого не разоблачили. Разумеется, время от времени и в библиотеке созывались собрания, читались доклады о "коварных методах вражеских разведок", принимались резолюции с требованиями "беспощадно карать". Однако в 1938–1939 гг., когда я был уже постоянным читателем, завсегдатаем библиотечных будней и праздников, не помню, чтобы кто-нибудь из сотрудников "исчезал" или кого-то "прорабатывали". Но именно в это время заместителем Маргариты Ивановны стал Яков Иванович Менцендорф. Он был необычайным человеком, и его назначение по тем временам было необычайным. Бывший латышский стрелок, участник Гражданской войны, потом сотрудник Коминтерна, он в 30-е гг. считался "дипломатом", занимал какую-то должность в посольстве СССР в Лондоне, но работал "по линии Коминтерна". Он был образованный историк, филолог, владел несколькими европейскими языками, отличался чрезвычайной добросовестностью, кропотливой точностью и аккуратностью. В 1937 г. <���…> Яков Иванович прислал из Лондона письмо в ЦК партии, в котором признавался, что в 20-е гг. некоторое время сочувствовал оппозиции, сомневался в "генеральной линии", что это воспоминание мучило его и он должен и может быть только предельно откровенен с партией… Его немедленно отозвали из посольства; некоторое время он оставался безработным. Маргарита Ивановна не побоялась назначить его сотрудником справочно-библиографического отдела. Вскоре он стал главным цензором библиотеки. Некоторые сотрудники говорили: "Наша Маргарита хитрая — взяла себе такого помощника, и сама уже о бдительности может не беспокоиться. У Якова Ивановича комар носа не подточит. Он раньше любого главлита знает, какую книжку перевести в спецхран, какие фамилии вычеркивать из каталогов". (Когда в 1956 г. я после реабилитации пришел в библиотеку, Яков Иванович дружелюбно и с неподдельной радостью встретил меня: "Ох, сколько я туши потратил, вычеркивая вашу фамилию и на карточках, и в каталогах… Но все хорошо помню, теперь восстановим".)