Маргарита Рудомино - Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв.

а) Строительство здания ГЦБИЛ в г. Москве, объемом в 32 тыс. кв. м со сроком окончания строительства в 1939 г. и капиталовложениями на 1937 г. в сумме 150 тыс. руб. (на проектирование и подготовительные работы) <.">.

2. Обязать Наркомпрос РСФСР представить в СНК РСФСР утвержденные проект и сметы по строительству ГЦБИЛ к 1 июля 1937 года".

Началась подготовка участка, но помешала сначала финская война, а потом — 1941 год…

В связи с перестройкой структуры и деятельности Главнауки была ликвидирована должность главного специалиста по научным библиотекам, которую я по совместительству занимала с 1930 года, и мне пришлось уйти из Наркомпроса. Я не жалела, но мне было обидно. За почти четыре года работы в Главнауке я, конечно, значительно выросла в профессиональном отношении, так как постоянно общалась со множеством библиотечных работников со всей страны и хорошо знала проблемы научных библиотек

Реорганизация Главнауки вызывала у меня огромное беспокойство: я боялась за дальнейшую судьбу научных библиотек вообще и ГЦБИЛ в частности. Как раз в разгар чистки и реорганизации Наркомпроса я находилась два месяца на лечении в санатории "Гаспра" в Крыму. Я очень волновалась за происходившее в Москве, но врачи не разрешали прервать лечение. По письмам мужа я представляла, что делается в Москве. Он писал 2 октября 1933 года:

… Я здоров. Целые вечера напролет сижу на чистке [21] В то время Василий Николаевич Москаленко работал редактором в Объединении государственных книжно-журнальных издательств (ОГИЗ). . Каждый день до 9-10 вечера. И то не досиживаю до конца. Удираю раньше. Поэтому вечеров, собственно, совсем нет… Говорят, скоро окончится — сразу свободнее станет. Относительно Наркомпроса трудно написать что-нибудь членораздельное: неразбериха, самодурство, захватничество. Можно действительно радоваться, что ты не варишься в этой каше. Не думаю, чтобы кто-нибудь мог тебя обвинить, что тебя в этой каше нет. Очевидно, с Наркомпросом надо развязаться совершенно, а из-за этого нет надобности приезжать. Поэтому я вполне одобряю твое решение остаться еще на две недели. Относительно положения Библиотеки говорили с Невским о том, что тебя сейчас нет в Москве и чтобы он взял ГЦБИЛ под свое покровительство. Знаю со слов Невского, что он имел беседу с Крупской, из которой он сделал вывод, что Крупской и самой еще не ясно, какое место в реорганизации займут научные библиотеки. Во всяком случае еще уйдет много времени на утряску, согласование и все прочее.

В другом письме (от 11 октября 1933 года) Василий Николаевич продолжал:

…сегодня послал тебе телеграмму, из которой ты узнала о Наркомпросе [22] Имеется в виду ликвидация должности ученого специалиста по научным библиотекам, которую занимала М.И.Рудомино. . Я надеюсь, что ты отнеслась к этой новости хладнокровно: не стоит перед свиньями бисер метать. Я тебе уже писал, что у власти теперь какой-то Чаплин (секретарь коллегии), именующийся заместителем несуществующего пока начальника управления, и Рабинович. Они-то все дела и вершат. Еще до официального отчисления тебя Макаров говорил в Главнауке, что Чаплин боится взять сотрудницу, которая будет умнее его. Ну, а Рабинович, очевидно, и подавно. Вот и результат. А в каше той, которая там сейчас происходит, в бедламе, конечно, что угодно можно провести. Думаю, что и ты спокойно к этому отнесешься. Воскресенский как-то говорил Невскому, что в Наркомпросе предстоят вот такие перемены, на что Невский сказал: "Пускай хоть черта назначают — придумаем что-нибудь>. Итак, отнесись ко всему этому спокойно… Я всем говорю, что ты вернешься 20-го, ну опоздаешь на несколько дней. Но если ты приедешь до праздников, все же сможешь оказать влияние и принять участие в решении вопроса, где быть дальше Библиотеке… В так называемом Библиотечном управлении полнейший бедлам. Ты отчислена приказом в момент реорганизации вместе с другими. Сотрудника еще никакого нет. Все вершит Рабинович и ничего, конечно, не понимает, путает, и, по словам библиотечных, делает глупости. Начальника нет еще, а заместитель Чаплин ни черта, даже по словам Рабиновича, не понимает. В общем, тем что ты отсутствуешь, ты спасла намного свои нервы…

В письме от 18 октября 1933 года Василий Николаевич писал мне о библиотечных делах:

<���…> Из библиотечных новостей: Витолина [23] Сотрудница ГЦБИЛ, одна из активисток в процессе чистки кадров в Библиотеке. уже чистилась — конечно мелко, одно самобахвальство, присвоение себе того, около чего она даже и не сидела и т. д. <���…> Лопашов — чистится завтра. Думаю, что скуксится, бедный <"> В Библиотеке положение дел прежнее. О реорганизации вопрос не стоит. Там все дело в том, что нет головы, нет разумного руководства, а отсюда и все последствия: разброд, междуцарствие, междувластие. Это, конечно, создает обстановку для всевозможных случайностей. Тебе надо окрепнуть, поправиться, и тогда ехать сюда. <���…> А приедешь здоровой, то в два счета все перевернешь на свой лад и все опять в твоих умелых и, безусловно, мудрых руках завертится как надо .

В квартире нашей на Мясницкой тоже что-то вроде чистки началось — хотели нас уплотнить. Василий Николаевич в том же письме добавлял:

<".> Сегодня, между прочим, был в суде в качестве ответчика по иску к нам некоего Бурмистрова (квартира в нашем доме) об изъятии у нас жилплощади. Он заявил, что мы якобы в жилплощади "купаемся".

Об этом же времени я писала в Саратов в конце ноября 1933 года Мусе Минкевич:

<���…> В Наркомпросе не работаю. Реорганизация привела моих противников, которые и сели сейчас к рулю. Что же касается меня, то мы, кажется, к обоюдному желанию мирно расстались. Во время моего отпуска они меня автоматически отчислили, по приезде вежливо пригласили работать, но я так же вежливо отказалась, сославшись на свою болезнь. Уходу из Наркомпроса я очень рада, но маленькое чувство обиды, недооценки осталось. Мои дорогие приятели из Главнауки уверяют меня, что я все равно буду работать. Но новые хозяева (бесконечные женщины-массовички) рьяно меня не уговаривают. Конечно, ни при каких обстоятельствах возвращаться я не буду, но жалко себя, этих 3-х лет нечеловеческой работы. Конечно, я выросла на этой работе, но рост не был пропорционален вложенным силам и энергии. Занимаюсь своей Библиотекой, которая, кстати сказать, за время моего отсутствия оказалась в тяжелом положении. Но я чувствую, что я ее переросла, и с ужасом боюсь убедиться, что мне будет скучно и тесно. Но это в будущем. Не успела приехать, как все последние вечера сижу на чистке и раздумываю о своей не совсем правильно сложившейся жизни, не знаю, удастся ли мне исправить путь, вступив в партию, или это уже поздно <���…>.