Владимир Зюськин - Истребители танков

В период боев неотложные партийные и комсомольские дела решались прямо в окопах. «Перед большими сражениями поступали заявления о приеме в партию. В них обычно писали: «Желаю связать свою жизнь с нашей партией, вместе с ней нести ответственность за судьбу Родины. Хочу в бой идти коммунистом», — вспоминает Лутфей Сафиевич Фазлутдинов, который сам вступил в партию накануне решающих боев на Курской дуге, а уже в октябре 1944 года был выбран парторгом 1844-го полка.

Когда стояли в обороне, проводили плановые занятия, партийные и комсомольские собрания, заседания актива и конференции. Первое комсомольское собрание, которое провел комсорг батареи Нежурин на чехословацкой земле, было посвящено дружбе с братским народом. Оно состоялось вскоре после встречи Нового года. Стены помещения вздрагивали от артналета, а с уст комсорга слетали, может, не всегда гладкие, но проникновенные слова о родстве и взаимопомощи русских и чехов.

Сразу после собрания Василий сменил постового у орудия. Стоя по пояс в окопе над разведенным на его дне костерком (зима лютовала), комсорг снова и снова вспоминал свое выступление, лица слушателей и пытался оценить себя критически, как бы со стороны.

На следующей стоянке проводилось очередное комсомольское собрание полка. Люди шли на него весело, шумно. В большом сарае, вокруг стола, уселись на припасенные стулья и лавки. Присутствовали командир полка Морозов, его заместитель Таран. Открыл собрание комсорг полка Черновол.

Из воспоминаний В. Нежурина:

«Выбирали президиум. Председателем выпала честь быть мне. Я встал и увидел, что огромный сарай полон. Ко мне были обращены лица моих боевых товарищей. Вид бравый. Лихо нахлобученные шапки, ремни, на груди — автоматы. Они форсировали Днепр. Выстояли против могучих фашистских танков. Они умирали, но не отходили без приказа… А вон сидят рядом мои земляки: Черкашин, Съедин, Перелыгин, Кучеров, Матвейченко, Филатов, Панкевич, Белый, Кругляков и другие. Не все из них вернутся в родной Белгород, но те, кто останутся в живых, возвратятся героями.

На повестке дня — два вопроса: итоги работы комсомольских организаций в боевой и политической подготовке и задачи комсомольской организации на ближайший период; прием в члены комсомола рядового Зуева.

По первому вопросу выступил командир полка коммунист Герой Советского Союза майор Морозов. Он еще не начал говорить, а в «зале» раздались аплодисменты. Комполка выступал редко, но метко. К тому же солдаты любили его.

Морозов начал с шутки, однако говорил о недостатках. «Хвалиться нет смысла, — сказал он. — О хорошем у нас пусть скажут другие, со стороны». Он указал на недостаточность подготовки младших командиров, о небрежности в оборудовании позиций, в отношении к технике.

И пошло-поехало! В прениях выступали так активно, что пришлось ограничивать время. Особенно критически говорил Черкашин — о моральном облике солдата. Назвал конкретного человека и сказал, что нужно обратить на него серьезное внимание, ибо в бою этот боец может стать причиной гибели товарищей.

Зато когда приступили ко второму вопросу, в адрес Зуева были сказаны только хорошие слова. Этого отличного бойца четвертой батареи приняли в комсомол единогласно.

Я впервые вел такое многочисленное собрание. Сначала все шло гладко. Когда же зачитали проект решения, по его отдельным пунктам возникли разногласия. Посыпались добавления, изменения, поправки.

Тут я немного растерялся. На помощь пришел майор Морозов. Он четко сформулировал новое решение, и оно было принято.

Я объявил собрание закрытым, а комсомольцы, расходясь, все еще горячо обсуждали отдельные моменты.

Ко мне подошел Черкашин:

— Что задумался, тезка? Пошли домой!

— Домой?

— Я хотел сказать — в батарею. Да и домой, в Белгород, наверно, двинем скоро».

Еще крепка зима на дворе. Но долгожданная победная весна была уже не за горами.

Колонна машин с бойцами бригады двигалась на запад. Когда проезжали деревни, на улицу выходили нарядные чешские крестьяне. Они приветливо махали вслед, с любопытством глядя на освободителей. А бойцы под взглядами молодых женщин лихо сдвигали шапки на затылки и, не обращая внимания на мороз, орали песни.

Поймав взгляд чешской девушки, не выдержит какой-нибудь солдат, крикнет: «Эй, паненька, поехали с нами!» А «паненьки» улыбались и шутливо грозили кулачками.

Мелькнули девичьи лица, лаская глаз, заставляя сердце стучать быстрее, и пропали за горизонтом…

Как-то Нежурину довелось побывать в чешском доме и побеседовать с его хозяйкой. Он пришел сюда, чтобы купить молока. Молодая женщина открыла дверь не сразу и смотрела поначалу недоверчиво, но, следуя закону гостеприимства, предложила гостю сесть.

Василий огляделся. Грубые крестьянские лавки, табуреты. Окна полузабиты досками, из одного торчит подушка. На печи — дети дошкольного возраста.

— Крепко запираетесь, — начал разговор.

— Зима. Холодно. Нет нужды шататься, — ответила женщина.

— А хозяин где?

— Хозяина нет. Война загубила…

Дети свесили с печи головы, глядят с любопытством, открыв мокрые ротики. Мальчик (он чуть постарше), в пестрых от заплат штанишках, слез на пол и босиком подошел к бойцу. Забрался на его колено.

— А я вам гостинец принес! — обрадовался Василий, вспомнив, что в кармане остался сахар. Когда он достал три белых кусочка, девочка чуть ли не кубарем скатилась с печи и замерла в двух шагах от солдата. Она сунула пальцы в рот и смотрела потупившись, исподлобья, но, получив сахар, широко улыбнулась.

Играя с детьми, Василий рассказывал их матери о жизни в Стране Советов, о колхозах. Она внимательно слушала и удивлялась, а потом спросила:

— И у нас это будет?

— Обязательно будет, — заверил Василий. — Все зависит от вас, от вашего народа. Будете сами хозяевами. Панов не станет.

— А вы? — в этом коротком вопросе прозвучала настороженность.

— А что мы? — удивился Нежурин. — Разве мы пришли за вашей землей?! У нас и своей много. Мы же не фашисты. Вот Гитлера разобьем и — домой.

Женщина согласно покивала головой, глаза ее просияли.

Говорили они, употребляя русские, украинские, чешские слова, но понимали друг друга. И хоть вышел Нежурин без молока (не было в этом бедном доме коровы), не жалел он о потраченном времени.

Противник стягивал силы к Брно. Чтобы не дать ему укрепиться на подходах к этому крупному чехословацкому городу, наше командование решило создать подвижную группу прорыва. Ее составили седьмой механизированный корпус и тридцатая истребительная противотанковая бригада.