Владимир Зюськин - Истребители танков

— Товарищ командир, противник берет нас в вилку! Надо убираться!

— Без паники, товарищи бойцы! — крикнул в ответ Дедов. Но не успел он закончить фразу, как третий вражеский снаряд разорвался так близко, что осколки завизжали над головами и ударили в снарядные ящики.

Все поняли, что сейчас противник выстрелит залпом. И командир наконец скомандовал сняться.

Машины стояли неподалеку, за домами. Водители, не сводившие глаз с артиллеристов, моторы не глушили, поэтому подъехали мигом. Быстро подцепили пушки, побросали ящики со снарядами в кузова. И только успели отъехать, как на место, где стояли орудия, посыпались снаряды. Они создали завесу из пыли и дыма, под прикрытием которой машины ехали какое-то время. Но это продолжалось недолго. Противник увидел автомобили, когда дорога пошла на подъем. И тут началось! Снаряды рвались то справа, то слева, то впереди, то позади. В кузове, где ехал Фазлутдинов, наводчик Гончаров свалился набок, рядом с ним лежал в крови заряжающий, что-то истошно кричал подносчик снарядов.

Этот адский путь между взрывами продолжался несколько мгновений (машины нырнули в посадку, разъехавшись в разные стороны), которые показались вечностью. Фазлутдинов стоял в кузове, держась за кабину, стучал в нее, не замечая боли в руке, и кричал: «Быстрее! Быстрее! Гони!»

Но гнать было нельзя. Водители лавировали, меняя направление. И только благодаря этому снаряды, взрывавшиеся один за другим, не разнесли автомашины в щепки. Потеряв цель из виду, фашисты наугад пальнули по посадке еще пару раз и прекратили стрельбу.

Когда с кузовов начали снимать убитых и раненых, истекавших кровью, Фазлутдинову стало плохо. Он находился в таком состоянии, что посчитали ненужным брать его на похороны боевых товарищей. Лишь через два дня Лутфей избавился от нервного шока. Но и после этого еще долго вспоминал он изуродованные тела однополчан.

Более двадцати пробоин насчитали на машине, где ехал Фазлутдинов. Осколок свыше пятидесяти граммов пробил правый борт кузова, оторвал Лутфею штанину ниже колена, оставив на голени черный нагар, и угодил в грудь Гончарова, сидевшего у противоположного борта. Из четырнадцати человек, участвовавших в неудачной операции, выбыла половина, причем трое были убиты.

Так прошло для Фазлутдинова первое боевое крещение. И хоть было оно тяжелым, болезненным, но не сломало, а закалило. Через два года дивизионная газета «Суворовский натиск» писала в заметке о парторге Фазлутдинове: «В бою личным примером воодушевляет на подвиги».

Солдатами, как известно, не рождаются. Неудачная операция не прошла бесследно для лейтенанта Дедова и всей бригады. Колокольню, где свил гнездо фашистский наблюдатель, сбили из 203-миллиметровой гаубицы, не понеся при этом потерь.

В дальнейшем артиллеристы успешно выполняли и более сложные задачи. Бывало, обнаружат цель, тщательно подготовят данные, определят место огневой позиции. И лишь тогда, выкатив орудие на близкое расстояние, поражали прямой наводкой. Пока опешивший враг приходил в себя, успевали скрыться.

Когда на землю опускалась мгла, жизнь на восточном берегу реки Воронеж оживлялась. По данным, собранным днем, артиллеристы вели обстрел вражеских объектов. Командирам батарей пришлось перейти на режим сов: спать днем, а ночью бодрствовать, ибо под прикрытием тьмы фашисты могли начать наступление.

Как-то в августе лейтенант Халтурин, совершая ночной обход позиций, попал под минометный огонь и ощутил резкий удар в кисть. Попробовал сжать пальцы. Получилось. Ощупал часы на руке и понял, что осколок угодил в них.

Это были большие карманные часы, подаренные отцом, а затем переделанные в ручные. Погнутая осколком задняя стенка хронометра поранила руку. Но если б не эта случайная защита, осколок отрезал бы кисть напрочь.

Глядя на изуродованные часы, бойцы качали головами: «Повезло!..» Здесь, на фронте, где то и дело приходилось хоронить товарищей, в каждом везении и невезении виделся перст судьбы. Вспоминали, что говорил, что делал погибший накануне смерти, и каждому слову, жесту, каждому незначительному обстоятельству придавали особый, пророческий смысл.

Известно, что мистические настроения овладевают людьми в тяжелые периоды жизни. А что может быть тяжелей фронтовых будней, когда нет уверенности даже в том, что доживешь до конца дня? Вот почему некоторые бойцы видели чуть ли не в каждом явлении вещий знак.

На улице одного небольшого города путь нашим машинам, везшим снаряды, пересекла монашка, одетая в длинное серое платье и такого же цвета шляпу с широкими полями, окантованными белой тканью. Молодая, привлекательная, выглядела она так впечатляюще, что старшина артиллерийского парка Р. И. Демин даже языком прищелкнул от восхищения. Однако шофер Иван Головашкин, рядом с которым в кабине сидел старшина, испытал иное чувство. Затормозив, он сказал:

— Нельзя ехать. Несчастье будет.

— Довоевался ты, Иван, женщин начал бояться! — пошутил Демин.

Но машина не двигалась. Шофер, опустив глаза, бубнил:

— Плохо будет, товарищ старшина. Подождать надо.

— Наши ребята снаряды ждут, а мы здесь!.. Садись на мое место!

Этот случай произошел в январе сорок пятого года, когда бригада воевала на территории Венгрии. Позднее Иван Головашкин совершил героический поступок, потушив огонь, возникший от осколка в кузове соседней машины, которая везла снаряды. Как видно, человек этот не был трусом. Однако вера в приметы не безобидна. В критической ситуации она могла обойтись дорого.

Здесь, под Воронежем, страх, вызванный суеверием, испытал ординарец лейтенанта Халтурина. Это был далеко не молодой человек, да и физической силой он не отличался, потому и решил командир взять его на нетяжелую службу. А дело было так. Дорога в село Монастырщина, где стояли замаскированные пушки, лежала через кладбище. Шли по нему как-то Халтурин и его ординарец, и дорогу им перебежала оставшаяся без хозяев черная кошка. Ординарец встал как вкопанный, схватил за руку командира.

— Нельзя идти, товарищ лейтенант! Не миновать беды!

Георгий Алексеевич возмутился: что за боец, который кошек боится! Командир решил дать верящему в приметы урок и приказал:

— Вперед марш!

Пришлось ординарцу подчиниться. Не успели миновать кладбище, как попали под минометный огонь.

— Я же говорил, товарищ лейтенант! — торжествующе-укоризненно воскликнул ординарец, когда стрельба закончилась.

Халтурин, стряхивая с плеч землю, отброшенную взрывами, усмехнулся.

— Если б ты не остановился, испугавшись приметы, мы были бы далеко от места взрывов. Да и то, как видишь, уцелели.

Однажды, идя по кладбищу, Халтурин бросил взгляд на свежевырытую могилу, но сразу не придал ей значения. Лишь на другой день, проходя той же дорогой, вспомнил о могильной яме. Ее уже не было. Кто и кого похоронил здесь, когда в селе Монастырщина не осталось ни одного жителя?