Елена Морозова - Калиостро

«Не верю, что комендант Сан-Лео является копией де Лонэ, а потому молю вас: не бегите от узника, превосходящего вас славою своей. Много раз твердил я сторожам своим, что хочу видеть вас. Не любопытство движет мною, ибо Калиостро не может питать интереса к вашей персоне. Когда я оказался в подчиненной вам крепости, на нее тотчас устремились взоры всей Европы.

Позвольте спросить вас: где сейчас комендант Бастилии?.. А ведь у него были и солдаты, и охрана… Все в мире пришло в движение. Не хочу пугать вас, но то, что было соединено, теперь разделилось, а что было далеким, стало близким. Полагая вас человеком достойным, не хочу заронить волнение в вашу душу. Считаю, что среди грядущих перемен вы сможете прославиться и войти в историю. Так придите же ко мне, и я открою вам заповедные тайны и ту истину, кою не знают ни сильные мира сего, преследующие меня своей ненавистью, ни та слепая толпа, что в восторге аплодирует им…

Через два дня после того, как меня посадили в гнусную тюрьму, именуемую Бастилией, я призвал к себе де Лонэ. Но он не пришел, он оставил меня страдать в ужасном мраке. Скажите, где теперь де Лонэ? Он не слушал слов моих, и спасти его оказалось некому. Небесная радуга перенесет Калиостро в страну, его достойную. И да падет огненный град на головы его врагов».

Через какое-то время Калиостро стало казаться, что в крепости Сан-Лео находятся пять или шесть мастеров его масонского Египетского ритуала. Услышав однажды голос заключенного Кавалли и узнав в нем сицилийца, он стал утверждать, что это один из его братьев-масонов. Потом ему показалось, что в этой же крепости находится Лоренца, и он каждый день просил сторожей передавать ей от него приветы. Не получая ответы на свои вопросы, Калиостро начал разговаривать с призраками. В «Письмах Калиостро» Лоренце посвящено немало строк, которые вполне могли отражать мысли магистра:

«Торжествуешь ли ты, узнав о моей печальной участи, или льешь слезы? О как ужасны подозрения мои! Неужели я пригрел на груди змею? Ведь я же мог раздавить ее. Ах, почему я этого не сделал? Нет, ты не можешь торжествовать, зная, какая мне уготована участь. Графиня Калиостро была особой высокопоставленной; Лоренца же ничто. Тень. С высоты утеса, где стоит эта каменная крепость, я обращаю взор свой на берега Тибра, дабы увидеть твое лицо.

Камень окружает меня со всех сторон, кругом тяжелые железные решетки, двойные двери, засовы и задвижки… Но Калиостро жив, и трепещи, если ты повинна в предательстве.

Сомнения терзают меня. Как могла ты забыть, что довелось тебе увидеть? Если бы не я, ты, рожденная в семье незнатной, вышла бы замуж за неотесанного соседа и никогда бы не увидела ни Гамбурга, ни Парижа, ни Лиона… Со мной ты купалась в золоте, самые знатные красавицы почитали за честь сидеть рядом с тобой… Несчастная! Ты поддалась искушению. Плачь: здание разрушено, и повинна в этом ты. Я отомщу. Вихрь вырвался, и ни море, ни горы его не остановят. Слышен грохот, рушатся горы, падают камни. Почитатели Великого Кофты верны ему. Изменится лицо земли, но я буду во прахе искать предателей…

Нет, Лоренца, я не верю, что ты предала меня. Известно: женщины коварны, но только не ты. Чтобы пойти на преступление, нужна энергия, нужна причина, а у тебя нет ни первой, ни второй. Ты была моей супругой, а значит, владела всем, чем владел я. Разве я когда-нибудь пытался заглушить голос твоего сердца? Разве препятствовал твоим желаниям? […] Ты поддалась искушению, стала его жертвой. Ах! Думая о тебе, я забываю о своем несчастье. Мне жаль тебя, Лоренца, ибо ты все еще дорога Калиостро».

Как пишет Маттеини, в течение последних двух лет пребывания в крепости с Калиостро ничего примечательного не происходило. Магистр хирел, у него возникли проблемы с желудком и мочеиспусканием. Решив, что у узника выходят камни, тюремный врач стал пользовать его магнезией и отварами из трав. У него начался геморрой; врачу, пришедшему осмотреть его, магистр сказал, что боится умереть от апоплексического удара, от которого скончался его отец. Иногда Калиостро начинал пронзительно кричать, что его убивают; крики его разносились по всей крепости, и некоторые сторожа, желая усмирить его, по примеру Марини били его палками. Говорят, он сам с собой обсуждал события Французской революции и слышавшие его караульные удивлялись, откуда он, не получая никаких известий, так хорошо осведомлен, что происходит в мире. Весной 1795 года он сообщил, что свыше ему было ниспослано видение и он непременно должен рассказать его коменданту. Комендант выслушать узника не отважился, но дал ему бумагу и чернила и попросил изложить письменно все, что он знает. Листов, исписанных Калиостро, не сохранилось, но Маттеини пишет, что изложение оказалось настолько сумбурным, что понять его оказалось невозможно 8.

23 августа 1795 года Калиостро разбил паралич: парализованной оказалась вся левая половина тела. Как только это обнаружилось, немедленно послали за гарнизонным капелланом, дабы тот подал религиозное утешение узнику, чьи дни, казалось, уже сочтены. Однако магистр наотрез отказался от услуг священника, не пожелав ни покаяться, ни исповедаться.

Но, может, настроенные против магистра сторожа и гарнизонный капеллан не поняли его неловких, затрудненных движений, его неясной речи?.. Теперь этого уже никто не узнает. 26 августа у Калиостро случился апоплексический удар, как называли в то время инсульт, и в 3 часа утра он скончался, не приходя в сознание. В религиозном погребении магистру отказали: его зарыли в неосвященной земле.

Свидетелем погребения Калиостро стал — по его собственному утверждению — Марко Пераццони, скончавшийся в 1882 году в возрасте 96 лет. Незадолго до смерти он поведал исповеднику, что, когда ему было лет семь, он в августе 1795 года вместе с родными сопровождал носилки с умершим в крепости узником. Больше всего его тогда удивило, что процессию не возглавлял священник, а носильщики по дороге позволили себе остановиться и, оставив носилки без присмотра, зашли в трактир пропустить по стаканчику. Редкие прохожие, встречавшиеся им на пути, быстро-быстро крестились и разбегались в разные стороны. Добравшись до места, носильщики сняли тело с носилок и опустили его в могилу, подложив под голову камень и прикрыв лицо старым платком. Потом они закидали его землей. Пераццони утверждал, что похоронили именно Калиостро, ибо он имел возможность видеть узника прежде и ему запомнилось его необычное лицо и живой пронизывающий взгляд. Однако проверить воспоминания старца, которому в 1795 году никак не могло быть семь лет, уже возможности не представлялось…

В свидетельстве о смерти Калиостро говорилось:

«28 августа, год Божьей милостью 1795