Владислав Корякин - Семь экспедиций на Шпицберген

— Вы мне сделаете то-то и то-то...

(Это начальнику экспедиции.)

— Милый...— начал было с ласковой иронией в голосе начальник, но закончил сухо и жестко.— Я обязанности как свои, так и подчиненных знаю хорошо.

Дальнейшая беседа проходила без свидетелей, но ее начало было показательным и настораживающим. Если каждый новичок будет себя вести так, своим поведением вызывая «центробежные устремления», сумеет ли экспедиция преодолеть их, как в 1965—1967 годах она преодолела наши собственные неудачи и промахи?

Мысли перед «десантом» на ледораздел: к чему надо быть готовым? Ведь даже сроки пребывания там неясны и будут определяться толщиной льда, который нам предстоит пробурить. Накануне высадки Мачерет еще раз прозондировал район ледораздела своей аппаратурой. По его мнению, толщина льда там всего полсотни метров. Если он прав, то работы всего на неделю. Думаю, что Юру опять подводит аппаратура. Судя по рельефу самого ледника и ближайших долин, следует там ожидать толщины льда около двухсот пятидесяти, может быть трехсот метров... Недельный срок я отверг, что касается всего остального — бурение покажет... На том и порешили.

10 июня 1975 года. Ровно десять лет назад мы начали работать на Шпицбергене.

Вертолет, осторожно зависая и приседая, чтобы уплотнить протаявший фирн под колесами, высадил меня и командира вертолетчиков А. А. Крайнова, руководившего высадкой на ледораздел. Я оттаскиваю груз и начинаю утаптывать площадку для следующей машины, а Крайнов задушевно произносит в микрофон:

— Соколы, я ледник...

Минут через пятнадцать очередной вертолет, загребая лопастями воздух, появляется над припаем, красным пятном мелькая на фоне заснеженных склонов. После пятого рейса на ледоразделе стало слишком людно, его белоснежную поверхность испятнали строчки следов, а груды оборудования и ящиков по высоте соперничали с окрестными горами. Мы с Крайновым едины в желании поскорей расстаться, потому что не однажды испытали на себе непостоянство Арктики. Поспешные рукопожатия, взлетает последняя машина, и, наконец, мы наедине с Арктикой.

Через сутки уже прочно обосновались. Поставили два КАПШа — жилой и рабочий, отрыли в снегу «дизельную» и укрыли все наше добро от метелей. Портативная рация «Карат» надежно держит связь с Баренцбургом. Все шло своим чередом: установлен генератор, налажена лебедка, возведена защитная снежная стенка от ветров, а погода в отличие от прошлого года явно баловала нас — ни намека пока на метель.

Таяние здесь практически не начиналось. Снег надежно укрывает пока окрестные трещины, но вдали видны весенние потоки (весна в Арктике, как известно, всегда запоздалая). Обозначились салатные пятна «снежных болот», с каждым днем они все будут расти и расти. В поле зрения у нас более двухсот километров изрезанного дикого побережья. На севере, на каменных склонах гор, спускающихся к сумрачному Грен-фьорду, чуть заметно темное пятнышко Баренцбурга, от которого мы находимся всего в тридцати километрах. Тонкая струйка дыма поднимается над терриконом. Неподвижно застыл на темной глади залива угольщик-десятитысячник. Еще дальше к северу — скопления островерхих гор на Земле Оскара II, напоминающих рисунки на старинных картах-портуланах: вершины такие же маленькие и такие же четкие. Понимаешь, как немного места занимают люди в этом полярном краю.

Мне больше по душе пейзаж к югу от нашего лагеря. Под белесым просторным небом раскинулась широкая гладь залива Бельсунн с низкой полоской острова Аксель, массив Мидтерхука, наклонившийся к морю, каменный шатер горы Берцелиус и белое покрывало ледника Решёрш, полого поднимающееся в глубь суши. Наглядно, словно на карте, видишь наше плавание в 1967 году: стоянку у ледника Ренар, устье Ван-Келен-фьорда, запомнившееся бесконечными штормами, свирепый пролив Мария, доставивший нам столько испытаний.

Пожалуй, я не припомню другого подобного случая, когда бы связь времен в наших исследованиях была бы столь ощутимой, столь зримой. Интересно, смогу ли я это донести до своих сотрудников? Мне кажется, что они настолько заняты сегодняшним днем, что уверенности у меня в этом нет. Жаль, если так, в чем-то они окажутся обделенными. Без тех маршрутов не было бы сейчас нашего лагеря, который посреди безлюдья выглядит весьма внушительно.

На фоне дальних гор купола КАПШей, лес антенн, стенки из снежных кирпичей, фанерная крыша дизельной, присыпанная снегом и, наконец, флаг (тот самый, со шлюпки из 1967 года) — такого здесь не бывало. Собранная буровая, укрытая брезентом, удивительно напоминает памятник накануне открытия. Видя все это, понимаешь — ледораздел мы оседлали прочно.

Разумеется, сама по себе «дырка» в леднике для нас не самоцель, нужен керн — летопись оледенения, сумей ее только расшифровать, для чего с нами Матти Пуннинг, с которым я знаком по прошлому году и который со своей интеллигентностью, здравым смыслом и чувством юмора просто незаменим в маленьком замкнутом коллективе. Боюсь, что в духовном отношении он больше отдает, чем получает (по крайней мере в наших условиях), и поэтому требует внимания. К сожалению, как и в радиолокационном зондировании, конечные результаты могут быть получены лишь в камералке после длительной обработки. Это существенный недостаток новых методов. Насколько возросла бы их результативность, если бы удалось его преодолеть путем обеспечения какого-то количества экспресс-анализов прямо на месте, в полевых условиях! Будем надеяться, что так и будет, а пока Пуннингу предстоит грандиозная работа: обработка образцов, отбор, упаковка, транспортировка, не говоря о последующих анализах дома, в Таллине.

С Сашей Журавлевым и Виктором Загородновым в поле я работаю впервые. Мы достаточно знаем друг друга по Москве, но Москва Москвой, а Арктика — это совсем иное. Почему-то многие считают, что Арктика опасна пургой, снегом, морозом, и редко говорят о том, что она проверяет людей гораздо глубже и строже монотонностью будней и отсутствием впечатлений. За короткий срок здесь испытывается самое главное в человеке — его отношение к людям, мера ответственности перед ними. Еще существует проблема психологической совместимости, через нее нам тоже предстоит пройти.

Виктор Загороднов весь в своей технике. Хотя идея бурения теплом не новая, свою буровую он сделал в портативном варианте, когда все самые крупные блоки можно поднять, погрузить и доставить вертолетом куда надо — для нас это немало. Пожалуй, с этой разновидностью гляциолога-полевика я встречаюсь впервые. Во всяком случае, в идеях Виктор, кажется, недостатка не испытывает, причем не только в области техники, но и в гляциологии. Поскольку наши обязанности определены достаточно четко, конфликты у нас не возникают. Кстати, Матти буквально на лету уясняет всю ту новую технологию исследования, которая стоит за Виктором — что значит новое поколение!