Гавриил Мясников - Философия убийства, или почему и как я убил Михаила Романова

Но были и более значимые приобретения. Мясников узнал страх и одиночество. Бежал от норовившей сожрать его революции, а попал в среду тех, кого сам «пожирал» когда-то. Оказавшись на воле, как в заточении, наедине с самим собой, Мясников и приступил к своей «Философии...». Позади было постоянное движение, постоянные действия. Прервать их могла тюрьма, но она — лишь временная остановка. В тюрьме зреют будущие действия... Отчасти «Философия...» — тоже вынужденная остановка, которая используется автором в равной степени и для внушения другим, и для самовнушения: вот я какой! могу не только обещать и прожектировать, могу добиваться цели! Доказательство тому двойное — и убийство Михаила Романова, и сама рукопись...

В одной из глав «Философии...» Мясников описывает свое состояние во время убийства великого князя. Непосредственные исполнители где-то неподалеку от Мотовилихи «бегут» Михаила Александровича; Гавриил Ильич не сомневается в успешном завершении задуманного, точно знает, что исполнители с задачей справятся. С их отъездом для него — все позади: «Я /.../ пошел /.../. Звоню /.../. Усаживаюсь /.../ присаживаюсь, располагаясь поудобнее /.../. Уселся. /.../Я встал и пошел /.../Курю я папироску за папироской /.../ сидел недолго, а наклал окурков на стол очень много /.../ Сделал несколько шагов к двери /.../ с какой-то злостью повернулся и подошел обратно к столу, забрал, все окурки и понес их на улицу /.../». Насыщенность текста глаголами обнаруживает судорожность, нелогичность, хаотичность мелких незначащих поступков. Психолог определил бы душевное состояние Мясникова термином «внутренняя тревога». Сартр сказал бы: страх перед самим собой, перед своей возможностью и свободой.

Перед нами неосознанное воспроизведение неосознанного страха. (Не осознанного Мясниковым, ибо, полагаем, сам он понимал страх как нечто конкретное: боязнь физических страданий, ужас тюремного заключения, опасения за жизнь и т.п.). Нет реального себя. Вместо этого — нагромождение иллюзий. В том, как автор передает пустоту наступившей паузы, отчетливо проступает и чувство внутренней опустошенности. Может быть, потому большая часть «Философии...» и заполнена всевозможными объяснениями и конструкциями, что ими же заполнена и вся душа Мясникова-автора, его «я».

Неосознанный страх пробудил неосознанную потребность исповедаться. Не рассказать о своей жизни, а как бы «вывернуться наизнанку», поведать другим о том, что на немясниковском языке именуется внутренним миром...

Но вот исповедь завершена, и вновь начинаются действия, поступки-вызовы, бегства, постоянные передвижения. Проситься на родину он временно прекратил в 1936 (т.е. уже после написания «Философии...»). Тогда же закончилась работа в Куломье, он возвращается в Париж, где работает на международной выставке. После небольшой паузы (1937–1938) попытки вернуться в СССР возобновились и вновь были прерваны — войной. 23 июня 1941 Мясников в очередной раз направился в советское посольство, не зная, что здание уже занято немцами, — и был арестован гестапо (в течение нескольких месяцев пришлось ежедневно ходить в гестапо отмечаться). Спустя год — бегство в неоккупированную зону (в Тулузу). Опять арест. Вишистские власти обвиняли его, кроме всего прочего, в терроризме... Мясников, дабы избежать выдачи немцам, обращается к американскому консулу в Виши с просьбой взять его, гражданина... СССР, под свое покровительство. Затем — французский концлагерь. Затем — немецкий. Опять побег. Жизнь в Париже по чужим документам. Сразу же по освобождении Парижа — неожиданное любезно-настойчивое предложение из советского посольства вернуться на родину. Долгий перелет в Москву (через Италию и Египет). А потом началось то же, что было бы — вернись Мясников пятнадцатью, десятью или пятью годами раньше: допросы, тюремная больница, опять допросы... Это было одно из немногих следствий, во время которого почти все, сказанное подследственным (плюс материалы, подшитые к его делу), можно было без усилий подвести под букет статей. Даже для опытного следователя заявления допрашиваемого не могли не быть нонсенсом (см. Приложение 3, документы №3–6, 9–11). Заявление же, адресованное Молотову, с требованием вернуть ему за вынужденный простой в тюрьме компенсацию в валюте (франках) — Мясников дотошно подсчитал свои убытки, исходя из месячной заработной платы по последнему месту работы! — полагаем, аналогов не имеет. Потом были приговор и пуля...

В 1945 Мясников привез с собой в Москву свой архив. [19]По ходу следствия отобрали и приобщили к делу всего несколько работ — наиболее «самоочевидных». Все остальное было уничтожено, то есть сожжено (многое из уничтоженного — на французском языке). На допросах «Философия убийства...» ни разу ему в вину не ставилась. Тем не менее, к делу ее все же приобщили. Хотя на фоне других компрометирующих материалов из архива Мясникова «Философия...» — текст абсолютно невиннейший (те страницы, которые фигурируют в качестве обвинительного материала, выбраны наугад и абсолютно ничего крамольного, в отличие от других фрагментов рукописи, не содержат). Кто-то и зачем-то решил рукопись сохранить...

В основном разделе предлагаемой публикации помещены фрагменты текста «Философии убийства...». Эти фрагменты составляют приблизительно 2/5 от объема рукописи. Подлинник представляет из себя 429 страниц машинописи; хранится он в Центральном архиве ФСБ и целиком составляет первый из трех томов следственного дела Мясникова, заведенного на него в 1945. Текст рукописи разбит автором на пять «глав» (по смыслу — частей), которые, в свою очередь, делятся на подглавки. Непосредственное отношение к теме убийства великого князя Михаила Александровича имеют только две части — вторая и четвертая. Первая часть знакомит читателя с «местом действия» — Мотовилихой, «большевистской крепостью на Урале», и повествует в основном о событиях зимы 1917–1918. В публикации эта часть представлена небольшими фрагментами. Третья часть («Самопроверка») — выполняет в повествовании роль классического отступления. Кроме обрывочных воспоминаний о пребывании автора в Орловской тюрьме, данная часть (172 страницы) в основном содержит интеллектуальное и мировоззренческое «меню» Мясникова. Поскольку конспективно выраженные там мысли повторяются в других местах рукописи, «Самопроверка» целиком опущена в публикации. То, что автор пометил как «Глава V», является, по существу, эпилогом. Эта незначительная по объему часть публикуется без сокращений. Во второй и третьей частях сокращению подверглись некоторые повторы и эпизоды, не имеющие отношения к основному событию.

В разделе «Приложения» (1, 3) помещены фрагменты некоторых материалов («Автобиографии», протоколов допросов и других документов из следственного дела 1945 года). Кроме того, в Приложении 2 дана подборка материалов из группового следственного дела Мясникова и его соратников по «Рабочей группе», охватывающая период 1921–1928. Из 54 томов этого дела нами отобраны лишь несколько документов, касающихся непосредственно Мясникова.