Виктор Мальков - Великий Рузвельт

И все же, откуда появилась уверенность в том, что в политике Англии и Франции грядут перемены? Сказалось, видимо, общее понимание опасности вызвать резкое ухудшение отношений с Советским Союзом и тем самым подтолкнуть его к изменению точки зрения на возможность сотрудничества с демократическими странами Запада. Американским дипломатам, конечно же, было известно, что 1 марта Н. Чемберлен и 13 членов английского кабинета пришли на прием в советское посольство {20}. Однако речь Сталина на XVIII съезде ВКП(б) 10 марта, заявившего, что СССР не будет «таскать каштаны из огня» ради чьей-либо безопасности, напомнила еще раз, как непрочны стали после Мюнхена нити, связывающие столицы западных демократий и Москву. 27 марта 1939 г. Дж. Дэвис в письме сенатору М. Тайдингсу самым определенным образом высказался на этот счет: «Англия и Франция, – писал он, – после того как они не допустили Россию к участию в конференции в Мюнхене (хотя и находились с ней в союзнических отношениях), могут сейчас попытаться приблизить ее к себе вновь. Однако не исключено, что они столкнутся с нежеланием «медведя» снова усесться на раскаленную докрасна плиту после всего случившегося. Этот «медведь» намерен получить достаточно определенные гарантии со стороны Англии и Франции до того, как окажется в опасности». Тему позорной выдачи всей Чехословакии Гитлеру нельзя было обойти, и Дж. Дэвис отмечает, что трагедию могли предотвратить только совместные действия Франции, Англии и СССР. Но этого не случилось. Дж. Дэвис закончил письмо упреком и предупреждением своему правительству: «Вы знаете, что в течение более двух лет я предчувствовал, и очень сильно, чем это все кончится. Увы, мои повторяющиеся предсказания, адресованные государственному департаменту и «боссу» (Ф. Рузвельту. – В.М. ), оправдались и даже «слишком» {21}. Ключевым словом было «слишком». В нем заключался большой и очень тревожный смысл.

Дж. Дэвис был отлично осведомлен о ведущихся в Москве переговорах английского посла Сидса и министра по делам заморской торговли Ходсона с М.М. Литвиновым, А.И. Микояном и В.М. Молотовым, но ход их и вероятный итог у него не вызывали оптимизма. Дж. Дэвис уведомил об этом «босса» через близкого ему пресс-секретаря Белого дома Стива Эрли, направив ему 29 марта 1939 г. письмо. Для сведения президенту. В нем говорилось: «Отсюда все выглядит очень мрачно. Английские и французские представители находятся сейчас в Москве, где ведут переговоры с тамошним руководством. Они пытаются убедить Россию согласиться с предложенной ими «общей декларацией». Но Москва настаивает на том, чтобы она была подкреплена реальным военным сотрудничеством большой тройки. Цель – не дать никому из них воевать один на один с Гитлером. Чемберлен продемонстрировал гениальные способности выжидать, пока вся процессия не пройдет мимо. В этих переговорах он почти пропустил свой вагон, что не сулит ничего хорошего, если только им не удастся убедить Россию, что она не останется в одиночестве. Если бы то, что они делают сейчас, ими было сделано два года назад, Чехословакия не исчезла бы с политической карты Европы» {22}. Через пару дней Дэвис высказался еще определеннее, поделившись всеми этими соображениями с послом США в Лондоне Дж. Кеннеди. Оба дипломата сошлись на том, что европейская ситуация выглядит крайне неблагополучной. Находясь в Лондоне, Дэвис специально попросил Кеннеди предупредить Чемберлена о том, что любая неосторожность может «подтолкнуть Сталина в объятия Гитлера». Запись об этой беседе с Кеннеди Дэвис сделал 3 апреля 1939 г. {23}.

Скорее всего, Дж. Дэвис не был осведомлен тогда, что его собеседник питал особое расположение к Германии и домогался отказа Вашингтона от поддержки воинствующих антигерманских сил в Европе. Дэвис же был убежден, что политика его страны в сложившийся ответственный и чреватый риском самых катастрофических последствий момент должна быть принципиально иной {24}. Опасаясь, что промедление дорого обойдется прежде всего странам Запада, Дэвис выдвигает смелый план подключения США к переговорам между Москвой, Лондоном и Парижем с целью укрепления климата доверия между сторонами и предотвращения разрыва СССР с Западом в результате чемберленовской политики проволочек. В секретных посланиях Ф. Рузвельту и К. Хэллу 18 апреля 1939 г. он предлагает дать ему отставку с поста американского посла в Брюсселе и направить в Москву в качестве частного лица, но с особой миссией, с тем чтобы там на месте, пользуясь доверием советского руководства, осуществить от имени администрации Ф. Рузвельта посредничество в ходе проходивших в атмосфере взаимной подозрительности переговоров. «Они (англичане и французы. – В.М.), – писал он Рузвельту, – потеряют Советы, если не будут вести себя осторожно!» {25}

Мысль Дж. Дэвиса была совершенно ясна: продолжение переговоров с русскими в той же неторопливой, вязкой манере с привлечением к ним второстепенных политиков только подогревает и без того болезненную подозрительность Сталина и легко может привести к провалу. Насчет того, что за этим последует, у Дж. Дэвиса давно имелось вполне сложившееся мнение, которое он неоднократно доводил до сведения Белого дома. События в марте – апреле 1939 г. только подтвердили его опасения, что Сталин способен сделать резкий поворот в случае, если окончательно решит, что Запад медлит неспроста.

Значительный интерес представляет в этом смысле хранящийся в архиве Библиотеки конгресса подготовленный Джозефом Дэвисом документ «Предложение о моей поездке в Москву» – плод напряженных размышлений по поводу взрывоопасной ситуации в Европе и шансов предотвращения полного разрыва между западными демократиями и СССР. Попал ли этот документ на глаза Ф. Рузвельту – еще надлежит выяснить, но в принципе это не меняет дела. Сам Дж. Дэвис полагал, что он является своеобразным дополнением к тем соображениям о миссии в Москву с целью добиться прогресса в англо-франко-советских переговорах, которые были им изложены в телеграммах К. Хэллу. Написано «Предложение» и отослано в Вашингтон из Брюсселя тогда же, 18 апреля 1939 г., но оно несет на себе следы более поздней чисто редакционной правки автора, что может служить только доказательством неизменности точки зрения Дэвиса на этот памятный для него эпизод. Концовка документа передает напряженность момента и надежды на положительную реакцию Вашингтона:

«Они (советские руководители. – В.М.) очень сильно боятся и не доверяют Англии, они не доверяют и Франции, но у них нет недоверия к нашим (речь идет о США. – В.М .) мотивам. Конечно, никто не может предсказать будущее и, может быть, их отношение изменится, но непосредственный факт, с которым мы сталкиваемся, состоит в следующем: чтобы избежать войны, мы должны добиться заключения соглашения на обозримое будущее и тем самым остановить трагедию. По мере того, как эти переговоры в Москве движутся от плохого к худшему, меня преследует мысль, что я, возможно, был бы в состоянии оказать услуги в укреплении взаимного доверия сторон и содействовать выработке соглашения о единстве действий на случай, если Гитлер совершит нападение.