Астольф Кюстин - Россия в 1839 году

Настоящие комментарии ориентированы не только на разъяснение текста (прежде всего, разнообразных реалий), но также и на воссоздание — хотя бы некоторыми штрихами — того идеологического и культурного контекста, из которого выросла книга Кюстина. Мы стараемся указывать как события, которые имели место в действительности, так и те источники, из которых мог знать о них Кюстин. При этом фиксируются и «общие места» россики, и фактические сведения из французских историко-географических описаний России, и слухи — зачастую недостоверные, — распространявшиеся парижскими газетами. Кроме того, по возможности полно отражены реплики русских и французских критиков Кюстина.

В комментарии включены также примечания самого автора, которыми он дополнил третье (1846) и пятое (1854) издания. В раздел «Дополнения», помещенный во втором томе, вошли предисловия автора к третьему (1846) и пятому (1854) изданиям и пространное дополнение к третьему изданию:

«Отрывки из книги „Злоключения католической церкви обоих обрядов в Польше и в России“, переведенной с немецкого графом де Монталамбером».

Список условных сокращений, использованных в примечаниях, см. в конце второго тома.

Перевод выполнен по второму изданию «России в 1839 ГОДУ» (Париж, 1843).

Кроме особо оговоренных случаев, письма Кюстина к Виктору Гюго (музей Виктора Гюго в Париже) и к Софи Гэ (Bibliotheque Nationale, NAF., № 14882) цитируются по копиям, любезно предоставленным нам французской исследовательницей Доминик Лиштенан; пользуемся случаем высказать ей сердечную благодарность.

Цифры в круглых скобках обозначают номер комментария, помещенного в конце книги в разделе «Комментарии».

См. брошюру «Реплика о сочинении г-на де Кюстина». (Здесь и далее под строкой примечания автора).

Мы безуспешно пытались получить у автора согласие на публикацию многочисленных анонимных писем, как бранных, так и хвалебных, которые он получает ежедневно, а также многочисленных лестных отзывов, подписанных известными и почтенными именами. Но никто не может запретить нам привести здесь отрывок из газеты «Пресс» от 31 октября, где французский журналист ссылается на мнение английской газеты «Таймс»: «16 октября российский император возвратился в Санкт-Петербург. „Таймс“ утверждает, что вследствие впечатления, произведенного в Европе последним сочинением г-на де Кюстина, русское правительство решительно переменило обращение с иностранцами {218} , приезжающими в Россию, и русскими, желающими отправиться за границу; отныне и тем и другим будет предоставлена самая большая свобода — во всяком случае, на словах». Если этот пассаж ироничен, то отнюдь не по отношению к нашему автору.

См. письмо двадцать восьмое.

Цесаревич незадолго до приезда в Эмс перенес тяжелую болезнь {219} .

Не найдутся ли во Франции люди, которые пожелают перенять у пруссаков это благотворное установление и распространить по нашей стране искусство, насаждающее цивилизацию? Вильхем приобщил к нему парижских рабочих: отыщутся ли у него последователи в провинции?

Перевод М. Гринберга.

Читая гранки этого письма, я получил точную копию предсмертной записки моего деда, которую полагаю возможным опубликовать на этих страницах. Благородство и простота стиля осужденного подтверждают все сказанное мною выше.

Прощайте, сын мой, прощайте. Помните о своем отце, встретившем смерть со спокойной душой. Я сожалею лишь об одном: иные легковерные люди смогут вообразить, будто в нашем роду оказался человек, способный на предательство. Вступитесь за мое доброе имя, когда сможете; вам будет нетрудно это сделать, если вы получите доступ к моей переписке. Живите ради вашей любезной жены, ради вашей сестры, которой я передаю свой поцелуй; любите друг друга, любите меня.

Надеюсь, что я достойно встречу свой последний час; впрочем, не люблю хвалиться, пока дело не сделано.

Итак, прощайте! Прощайте! Ваш отец, ваш друг К.

28 августа 1793 года, 10 часов вечера {220}

Одна из главных причин недоразумения состоит в том, что многие люди почитают слова gentleman и gentilhomme (дворянин — фр.) синонимами, меж тем как на самом деле английское слово означает человека хорошо воспитанного, принятого в хорошем обществе.

В ту пору регент, позже ставший королем под именем Георга IV.

Автор надеется, что благосклонные читатели простят ему очевидные противоречия; учиться — значит противоречить самому себе; только постоянно пересматривая мнение о мире и о себе самом, можно прийти в конце концов к мнению наиболее разумному; высказать его — задача философа, путешественник же должен оставаться верным своей роли; всегда последователен только лжец: с ним я тягаться не желаю.

См. письмо четырнадцатое.

Так русские долгое время именовали московских князей.

Беспробудная дрема славян- следствие этого многовекового рабства, своеобразной политической пытки, заставляющей народы и царей растлевать друг друга.

Князь К *** был католиком. Все русские, стремящиеся к независимости ума и веры, склоняются к переходу под покровительство Римской церкви.

Прямодушие, которому я стараюсь не изменять, не позволило мне переменить что бы то ни было в этом письме; однако я вновь прошу читателя, который захочет сопутствовать мне в моем странствии, вначале сравнить мои мысли до путешествия с выводами, к которым я пришел после него, а уж затем составлять свое мнение о России.

Писано 10 июня 1839 года.

Петр назвался императором только в 1721 году.

Диккенс в своем рассказе о путешествии в Америку говорит, что нынче то же самое происходит в Америке. {221}

См. письмо тридцать второе.

Шницлеру принадлежит лучшее описание истории и географии России. {222}

У господина де Сегюра читаем: «Петр сам допрашивает этих преступников (стрельцов) под пыткой; затем, по примеру Ивана Грозного, он делается их судьей и палачом; он заставляет бояр, сохранивших ему верность, отрубать головы неверным боярам, которых только что приговорил к смерти. С высоты своего трона он бестрепетно наблюдает за казнями; более того, сам он в это время пирует, смешивая с чужими муками собственные наслаждения. Захмелев от вина и крови, держа в одной руке чарку, а в другой топор, он в течение часа сносит собственноручно двадцать стрелецких голов и, гордый своим страшным мастерством, приветствует каждую смерть новым возлиянием. В следующем году в ответ то ли на бунт царевых янычар, то ли на жестокую расправу с ними, во глубине империи разгораются новые восстания. Верные слуги Петра приводят в цепях из Азова в Москву восемьдесят стрельцов, и снова царь собственноручно отрубает им головы, причем бояре его обязаны во время казни держать казнимых за волосы» (История России и Петра Великого, сочинение господина графа де Сегюра. Париж: Бодуэн, 1829. 2-е изд. с- 327–328).