Александр Кукаркин - Чарли Чаплин

Чаплин знал разгадку этого иллюзиона, но скрывал ее от Чарли. Он и зрителю выкладывал ее не в очищенном виде. Хотя ответ проще простого. Раз по рецепту получался пирог с яблоками, — значит, рецепт был такой и напрасно было ожидать воздушный торт. Раз по заповедям и житейским стандартам не получается обещанное, — значит, они ложны. И если у кого-то все-таки получается, — значит, они живут не по этим кодексам, а по каким-то другим, о которых официально не сообщается и в проповедях не упоминается. Для Чарли такое открытие было бы большим ударом.

Трагическое несоответствие между тем, как представлял себе мир Чарли и чем является на самом деле этот мир, — социальная основа искусства Чаплина— постоянно ставило Чарли в смешное положение. Доверчивый Чарли жил так, как если бы все вокруг (кроме явных бандитов и горьких пьяниц, конечно) были столь же доверчивы, честны, благородны.

Незаметно и ненавязчиво подводил Чаплин зрителя к мысли, что общество устроено дурно, на ложных основаниях. Неплохо, конечно, возделывать сад своей души, заниматься самоусовершенствованием и исправлением нравов отдельных членов общества, только не очень это плодотворно.

Жизнь людей нужно так организовать, чтобы исключить всякую возможность несправедливости, унижения человеческого достоинства. Это главное.

В «Новых временах» яснее чем где-либо прежде зазвучал этот глубинный подтекст. В последнем кадре Чарли, как обычно, уходил в будущее по дороге, теряющейся за горизонтом. На этот раз — вместе со своей подругой, такой же обездоленной, как и он. Бороться за человеческое достоинство они будут вдвоем. Куда они придут? Вместе — к «Великому диктатору».

Конечно, легче всего утешиться мыслью, что Гитлер — выродок, с фантастическим отсутствием нормальных человеческих качеств, какая-то нелепая случайность в истории и что ужасов фашизма могло и не быть, если бы не родилось случайно вот такое чудище с маниакальными мечтами.

Спокойнее жить, если думать, что появление среди людей всяких иродов, калигул, неронов и прочих тиранов — досадное исключение из правила, а не закономерность. Заманчиво предполагать после падения очередного диктатора, что подобного варварства в жизни людей никогда больше не будет.

Еще римляне знали: мало низвергнуть тирана, надо еще создать такие условия, чтобы новый не узурпировал власть. Однако и в Риме и в прочих империях узурпаторы разных величин один за другим усаживались на шею своего народа. И по сей день с неуклонной закономерностью появляются новые нероны, пока народ фактически лишен права определять свою судьбу и контролировать свою же собственную (нередко «свободно избранную») власть.

Фашизм — это не только и не столько Гитлер. Это закулисные правители мира, культивирующие власть денег над людьми. Это еще тысячные толпы восторженных слушателей гитлеровских речей, это убийцы и мародеры в чужих странах. Это пассивные исполнители преступных приказов. Фашизм— это значительная часть простого народа, одурманенная ложью. Как в театре, где короля играют и придворные.

Когда власти последовательно насаждают неандертальский уровень мышления, вкусы питекантропов, равнение на мещанскую посредственность; когда разжигаются звериные инстинкты, заботы о собственной шкуре за счет других, о насыщении и наживе за счет других; когда внедряются расовые, шовинистические или кастовые химеры; когда воспевается всеми средствами милитаризация духа — тогда непременно возникает почва для появления невежественной фашиствующей массы и такой же невежественной правящей верхушки.

Из несыгранных ролей Чаплина. Чаплин в костюме Наполеона

В «Великом диктаторе» Чаплина человеческая общность палача и его жертвы была выражена самым непосредственным способом: оба они как две капли воды похожи друг на друга.

Один актер играл двух совершенно разных людей. И когда в конце фильма бедный парикмахер оказался в роли диктатора, а Хинкель стал жертвой, Чаплин осветил мысль о человеческой общности другим светом: в человеке могут оживать не только звериные инстинкты. Маленький, заурядный парикмахер обнаружил высоты человеческого духа, так же дремавшие в нем до поры, как в каждом человеке, и проснувшиеся в момент смертельной опасности для всех людей.

Он человек, все в нем есть, но главное — в нем живет Прометей. В каждом живет Прометей, хотя бы частицей его огня, и потому надо верить в человечество, несмотря ни на что!

И в мир насилия Чаплин кидал мужественные, страстные слова. В них была цель — братство свободных людей на основе демократии, науки и прогресса.

Недостаточно четкая программа? Не указаны пути достижения цели, игнорирована классовая природа общества? Да, Чаплин не коммунист, способ социального преобразования мира ему был неизвестен. Как достичь великой цели — к решению этого вопроса он призывал всех людей, однако не считал себя вправе диктовать решения.

Но рядовой гражданин выразил мечту многих. Эта шестиминутная речь — уникальный по смелости кинематографический прием во всей истории мирового кино.

Только гениальный художник-гражданин мог пойти на это. Вернее, не мог сделать иначе!

Две роли Чаплина в одном фильме— как единоборство двойников в битве добра и зла, имеющих одну внешнюю личину.

Многое написано об артистическом совершенстве Чаплина в «Великом диктаторе». Жан-Луи Барро, например, с восхищением говорил о сцене пожара. Парикмахер смотрит, как горит его дом. Он недвижим, зрители видят только его спину, но чувствуют потрясение человека, как бы различая все этапы его отчаяния. «Чаплин достиг, — писал Барро, — вершины искусства пантомимы— полноты жизни в неподвижности».

«Великий диктатор» бичевал не одних нацистов. Если бы в фильме проявился только антигитлеровский пафос художника, тогда, пожалуй, не была бы столь острой реакция на фильм в США и не началась бы с него самая изнурительная травля Чаплина.

Как уже говорилось, Чаплин мечтал поставить фильм о Наполеоне — чуть ли не с 1920 года — и переходил от одного замысла к другому. В последнем, пятом по счету варианте Наполеон, как и всякий носитель пережившей себя идеи, также пытался спорить с законами общественного развития, остановить колесо истории. Вначале ему сопутствует удача, потому что его имя еще ассоциируется с делами прошлых лет. Но для политического или военного успеха это весьма шаткая и недолговечная основа. И как скоро она исчезает (по замыслу Чаплина, из-за ошибочного известия о смерти диктатора), неизбежно рушится и вся возведенная антиисторическая постройка, лишь ненадолго опередив по времени гибель самого строителя.