Лайза Роугек - Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество

„Не могли же они заявить: „Не давайте Стивену Кингу награду““. Меня ведь наградили не за какой-то из моих романов, — шутил по этому поводу Стив. — Честно говоря, награждение больше смахивало на утешительный приз, вроде титула „Мисс Конгениальность“, вручаемого девушке, которой не суждено стать „Мисс Америка“».

Шутки шутками, а Кинг признавал, что на самом деле эта награда очень для него важна — ему жутко надоело постоянно сталкиваться с предвзятым отношением людей, привыкших навешивать ярлыки, людей, по мнению которых роман, не являющийся «высокой литературой», не стоит ни их внимания, ни даже бумаги, на которой отпечатан. «В определенных кругах распространено предубеждение, что популярная литература не может быть качественной, поскольку у американского читателя нет вкуса, — сетовал Стив. — В молодости меня жутко бесило подобное высокомерие элиты. С годами я стал спокойнее, но до сих пор не всегда могу сдержаться».

Как только стало известно о награде, на Кинга посыпались приглашения на ток-шоу и просьбы дать интервью. Он не очень хорошо себя чувствовал и обратился к врачу. Врач поставил диагноз «пневмония» и строго-настрого запретил выходить из дома и разговаривать. Но Стив не мог себе позволить пропустить долгожданный миг триумфа — искушение было слишком велико. До самой церемонии, назначенной на 19 ноября, он продолжал жить по плотному рекламному графику и, очевидно, тем самым окончательно подорвал свое здоровье.

«Эта награда чуть меня не прикончила, — скажет Кинг позднее. — Я решил во что бы то ни стало прийти на вручение и произнести речь». Через четыре дня после церемонии Стив угодил в больницу с двусторонней пневмонией, развившейся в результате запущенного воспалительного процесса, который начался сразу после аварии. «Легкое отказало, и нижняя его часть так и не восстановилась, но этого никто не заметил, — объяснил Кинг. — Потом спавшаяся часть загноилась, и заражение распространилось на оба легких». Он почти месяц провел в больнице; чтобы удалить жидкость и зараженные ткани из легких, хирурги выполнили торакотомию — то есть практически вскрыли грудную клетку.

В довершение всех бед в больнице Стив умудрился подцепить бактериальную инфекцию, которая не проходила целых три месяца. Когда болезнь наконец отступила, писатель весил сто шестьдесят фунтов — «ходячий скелет», как он себя называл. На самом деле это пребывание в больнице, которое чуть не стоило ему жизни, оказалось опаснее той трагической аварии.

Несмотря на постоянную рвоту, Кинг продолжал работать, каждые несколько часов бегая в туалет. «Даже когда накатывала слабость, а перед глазами все плыло, слова сами шли в голову, — рассказывал он. — Работа была самой приятной частью дня».

Когда врачи сообщили Тэбби, что Стив выкарабкался и самое трудное позади, первый вопрос, который она задала мужу: «Можно я переделаю твой кабинет?»

«Я сказал „да“, потому что это было все, что я мог сказать: из груди у меня торчала трубка, другая трубка была в горле, — рассказывал писатель позднее. — Она знала, что мне не до споров».

Вернувшись домой за неделю до Рождества, он поинтересовался у Тэбби, как идет ремонт, но та попросила его пока не входить в кабинет, чтобы не расстраиваться. Запретный плод сладок: Стив поступил в точном соответствии с собственной теорией — совсем как один из тех школьников, которые бросались за его книжками, как только родители им это запрещали. Однажды ночью, страдая от бессонницы, он прокрался в свой кабинет… И увидел голые степы и пол — никакой мебели, ковры скатаны, все книги разложены по коробкам. «Словно призрак наступающего Рождества, видение будущего… Так вот как будет выглядеть мой кабинет лет через двадцать — двадцать пять, когда я лягу в гроб, а Табита скатает ковры и примется разбирать мои вещи, бумаги и недописанные рукописи! Эдакая посмертная уборка. Когда мама умерла от рака, нам с братом довелось этим заниматься».

Ему в голову пришел рассказ, написанный несколькими годами ранее. Рассказ назывался «Лизи и безумец», и его отобрали для включения в готовящуюся к выпуску антологию «Зачарованная комната с поразительными рассказами Максуини» под редакцией Майкла Чейбона; сборник планировали издать в ноябре 2004 года. И тогда Стив сделал то, что делал и раньше, бесчисленное количество раз — взял две, казалось бы, несовместимые идеи и — подобно ребенку, играющему с набором юного химика, — объединил их… вдруг получится что-то интересное?

«Идеи витают в воздухе, и я вынужден за ними следовать», — часто любил повторять Кинг после очередной неудачной попытки ухода на заслуженный отдых. Он приступил к работе, в результате которой родился роман «История Лизи».

Так возникла история о жене известного писателя: женщина никак не может прийти в себя после неожиданной, безвременной кончины мужа, хотя прошло уже два года. Согласно авторскому толкованию, «История Лизи» удивительным образом трансформировалась из рассказа о горюющей женщине в роман о подавлении эмоций и о том, как старательно люди прячут свои чувства. Сам автор утверждал, что пишет историю о любви.

Роман перекликался с книгой «Мешок с костями», которую Стив написал в 1998 году и также представил публике рассказом о любви. Как и в «Истории Лизи», там говорилось об известном писателе и смерти одного из супругов — только роли поменялись: в «Мешке с костями» овдовевший писатель переживает творческий кризис, который начался после смерти его жены и растянулся на три года.

Наступил 2005 год. Стив и Тэбби, привыкшие к удобному ритму, проводили полгода в родном Мэне, полгода в солнечной Флориде. Рабочий график Кинга становился все менее плотным — видимо, сказались постоянные обещания «уйти на покой», — а вот карьеры детей набирали обороты.

В 2005 году, после долгой череды отказов, Джо наконец повезло: он отыскал небольшое специализированное издательство, «П.С. паблишинг», которое согласилось опубликовать его рассказы, пускай ограниченным тиражом — всего две тысячи экземпляров, — и в том же году вышел его первый сборник «Призраки двадцатого века». Книга выиграла две премии Брэма Стокера и премию «Мира фэнтези» — в число победителей того года входили Харуки Мураками и Джордж Сондерс, — а также награду Ассоциации британского фэнтези «За лучший сборник прозы».

Джо хотел по возможности дистанцироваться от отца, рассчитывая исключительно на свой талант. Почти сразу после окончания колледжа, едва начав писать всерьез и предлагать свои рассказы журналам, он взял псевдоним Джо Хилл, использовав имя активиста и композитора Джо Хиллстрема, в честь которого его назвали родители. «Мы с отцом пишем в одном жанре. Я отказался от использования имени Джозеф Кинг, чтобы это не выглядело так, будто я пытаюсь пробиться за счет папиной славы, — объяснял он. — А под именем Джо Хилл я могу писать все, что угодно, без оглядки на отца. У меня было целых десять лет на спокойное творчество, и все десять лет я наслаждался свободой, на меня не давил ярлык ребенка знаменитости».