Владимир Коваленок - Родина крылья дала

Это была безумная подготовка: в течение 5–6 месяцев ежедневная, до 23 часов вечера, работа по расписанию. Практически не было времени для занятий физкультурой, не было предполетного отдыха. Я долго не представлял своего положения в составе группы. Да, конкурсы нужны, конкурсы на лучшие знания и подготовленность. Но для нас это был конкурс на изнеможение. Все это, а потом сверхтяжелая работа на станции в первые десять — двадцать дней сильно ослабили экипаж физически. Мы же пошли на это потому, что полет был нужный, рассматривали это задание Родины как особо важное».

«27 апреля. После трехдневного отдыха настроение улучшилось. Надо кое-что пересмотреть. Кризис, пожалуй, прошел. Отошел и физически и морально. Отдых все же нужен. Наше желание работать встречено положительно. Это радует. Закончили «Испаритель». Снова восстановили установку по технологическим экспериментам «Сплав-01». Запустили. Будет работать шесть суток».

«1 мая. Состоялся разговор с нашими товарищами, которые были в это время на Красной площади — с Филипченко, Джанибековым, Гуррагчой, Ляховым и другими. Мне намекнули об отношениях с ЦУПом. Но ведь я думаю не только о себе, но и о тех, кто пойдет за мной.

В последнее время мы разучились разговаривать по-деловому, трезво и объективно. Все разговоры сводятся или должны сводиться к одному: отлично сделано, хорошо, самочувствие хорошее, будет выполнено и т. д. В этом полете я иной раз пытаюсь что-то скорректировать, имея уже опыт 140-суточного полета. Этого не понимают. Создалось впечатление о нас как об излишне капризном экипаже. Это не так. Просто в силу привычки от нас ждут, что в 100 проц. случаев мы должны кричать «ура!».

Мои требования о некотором изменении программы диктовались нашим общим физическим состоянием, они не должны были восприниматься как какой-то каприз экипажа. Земля нас порой убеждала, что работа-то незначительная. Но ведь до этого все работы на станции к приходу Джанибекова и Гуррагчи были выполнены благодаря неимоверным усилиям. Усталость накопилась сильная. Потом была напряженная работа по ремонту, разгрузке и подготовке к встрече второго международного экипажа. Давление у Виктора доходило до отметок 110/100, а у меня и того хуже — 100/90. За весь предыдущий полет оно было 140/80. К 30 марта — 5 апреля мы почувствовали сильную атрофию, наступила бессонница, а специалисты планировали нам все новые и новые эксперименты. При таких давлениях, врачи подтвердят, головные боли спазматические, их не снять никакими медикаментами. Именно поэтому я просил разгрузить программу, понимая, что впереди был еще довольно длительный отрезок полета и работа со второй международной экспедицией. К большому сожалению, мои доклады об ухудшении состояния экипажа не брались во внимание. Тогда я назвал все своими именами и попросил: дать 3 часа физо в сутки (положено по программе), чтобы остановить быстро прогрессирующую атрофию мышечной системы, улучшить давление и аппетит, самочувствие. Просил дать нам и трехдневный отдых. С трудом, но мы этого добились — отдых нам предоставили. Досадно, что наше откровение и правдивое общение с Землей было не вполне правильно понято.

Если мы будем постоянно петь только хвалебные дифирамбы, то никогда не научимся понимать истинного положения вещей. Я позволил себе говорить правду, так как был в полете не в первый раз, а поэтому мог более или менее реально оценивать ситуацию, не беспокоясь о том, кто и что про меня скажет. Я хотел бы всегда работать ровно, объективно давая оценку себе, технике, всему экипажу. В любом другом случае будет виден только внешний блеск, а на деле — самообман».

«14 мая. В космосе очередной международный! Советско-румынский. Великолепно! Завтра мы их будем встречать. Это моя четвертая встреча: Мирослав Гермашевский, Зигмунд Йен, Жугдэрдэмидийн Гуррагча и Думитру Прунариу. Не здорово ли? С четырьмя космонавтами из социалистических стран пришлось работать на станции «Салют-6».

«26 мая. Программу выполнили. Я счастлив. Готовимся к посадке. Ура! Остальное продолжим на Земле».

Страницы бортовых записей закончились. Перелистывая и перечитывая их, я снова пережил полет. Он был трудным, насыщенным уникальной работой по программе.

Можно было бы не делать комментария, оборвать запись на 26 мая — дне посадки. Но возникнут вопросы. Со страниц дневника видно, что в полете не все шло гладко. Так оно и было. Я повторяю, что космические полеты проходят значительно сложнее, чем преподносят их отдельные журналисты.

Урок жизненной правды дал нам XXVII съезд нашей партии. Поэтому я раскрываю свои сокровенные мысли, которые были только «для себя».

Почему третий полет был трудным? Я долго думал об этом: и на борту, и после посадки. Проанализировав все, пришел к выводу, что в третьем полете я переоценил свои физические возможности. Объявив сразу же после 140-суточного полета, что намерен и дальше принять участие в длительных экспедициях, я тем самым предлагал себя на новые длительные полеты. Провести год на орбите стало моей целью. Однако заявление о необходимости увеличения продолжительности полета до такого срока было преждевременным. Горькую правду я выслушал от Владимира Александровича Шаталова, Георгия Тимофеевича Берегового, Георгия Михайловича Гречко. В деле освоения космоса личное должно быть подчинено общественному, уступать ему первое место.

Вспоминаю и подготовку к этому полету. Летом 1980 года Алексей Архипович Леонов объявил мне о назначении в состав запасного экипажа пятой экспедиции на «Салют-6». В это время конструкторы космической лаборатории тщательнейшим образом проанализировали состояние станции, проработавшей в космосе два года. Специальная экспедиция в составе Леонида Кизима, Олега Макарова и Геннадия Стрекалова должна была выполнить ряд ремонтно-восстановительных работ, обеспечивающих дальнейшее надежное функционирование «Салюта-6». Они это сделали. Подготовка к пятой экспедиции с участием международных экипажей началась. Я готовился один — не было бортинженера. Стал усердно изучать корабль «Союз-Т». Корабль был новый, построенный с учетом новейших технических достижений. Впервые его испытали Юрий Малышев и Владимир Аксенов. Кизим, Макаров и Стрекалов готовились на нем. Мой будущий бортинженер Виктор Савиных был в составе их дублирующего экипажа. Проводив товарищей на орбиту, он в ноябре подключился к подготовке вместе со мной. С Виктором Савиных я был знаком и раньше: он принимал участие в нашей подготовке к 140-суточному полету как специалист в области оптических исследований и испытаний оптических приборов. Спокойный, рассудительный, думающий инженер нравился мне основательностью своих суждений, умением видеть главное. При первой нашей встрече обсудили вопросы предстоящей подготовки и сошлись во мнении, что готовиться будем в полную силу, хоть и являемся запасным экипажем. Первые тренировки на комплексных и специализированных тренажерах дали хорошие результаты. Виктор безукоризненно ориентировался во всех особенностях эксплуатации нового корабля, а я совершенствовался в освоении новой техники. К концу декабря инструктор экипажа стал проводить с нами тренировки по всей программе предстоящего полета. В короткие минуты передышки строили планы на будущее: мы надеялись войти в состав одного из основных экипажей на новую орбитальную станцию «Салют-7».