Владимир Коваленок - Родина крылья дала

Костя показал квартиру, которую он довел до совершенства и блеска своими руками. Я быстро нашел общий язык с его старшей — трехлетней — дочерью.

За ужином хозяйка призналась: она до сих пор была уверена, что советским гражданам любого ранга запрещено общаться с немцами…

Должен сказать, что и у меня было несколько иное мнение о гостеприимности немцев. На самом же деле семья этих простых тружеников угощала так же, как принято у нас: что есть в доме — все на стол.

Возможно, эти строчки прочтут в семье западногерманского шофера, чьим гостем я был. С удовольствием отмечаю, что супруга Кляуза (она по профессии воспитательница детского учреждения) — отличная хозяйка, мастерица готовить вкуснейшие и разнообразные блюда из самых обычных продуктов.

Через несколько часов мы с полным взаимопониманием обсуждали проблемы воспитания детей и внуков. Я собирался стать дедушкой, а младшей дочери Кляуза был всего лишь годик. Костя записал на видеомагнитофон, как я гостил в его доме, играл с его дочерью. Было все: смех, шутки, разговоры о войне и мире, о дружбе и ненависти.

В Штутгарте я познакомился с работой ландтага земли Вюртенберг. Ради справедливости следует отметить, что внешне заседание ландтага выглядит довольно демократично. Депутаты от различных фракций выступают бурно, напористо. Ораторы сменяют друг друга, упражняясь в красноречии, споря друг с другом и взаимно обвиняя в подрыве национальных интересов, в нерациональном расходовании федерального бюджета. Слов много. Но очень быстро проясняется, что, несмотря на некоторые политические оттенки речей, цель у большинства ораторов схожая: оправдать деятельность правящей коалиции ХДС — ХСС и примкнувших к ним свободных демократов в вопросе размещения американских ракет на территории ФРГ, оправдать действия канцлера Коля. В это время пламя страстей, вызванное разоблачением аферы Флика, еще не угасло. И мне пришлось увидеть его отблески, услышать речи депутатов, оправдывавших деятельность своих патронов.

Наш «мерседес» мчится по шоссе из Штутгарта в Мангейм. Технические возможности машины и мастерство водителя делали наши частые поездки неутомительными. Дороги здесь прекрасные, на перекрестках — многоярусные развязки, скорость не ограничивается.

Свет фар разрезает густую темноту октябрьской ночи. Стрелка спидометра застыла на цифре 240. Мыслимое ли дело мчаться ночью со скоростью 240 километров в час?

Водитель, заметив взгляд, брошенный мною на спидометр, в который раз принялся убеждать меня в надежности машины, шоссе и привязных ремней. Я верю ему, но по-прежнему желания мчаться в ночи со скоростью спортивного самолета у меня нет.

Одна за другой остаются позади машины. В зеркале заднего вида они еще несколько секунд напоминают о себе светящимися точками фар.

Но вот впереди показалось что-то необычное. Вскоре догоняем охраняемую полицией колонну аккуратно зачехленных военных машин. Кляуз сбросил скорость, и некоторое время мы идем параллельно с колонной. Это американские машины. Под чехлами угадываются ракеты. Почему водитель сбавил скорость? Может быть, так предписывают правила дорожного движения?

В свете фар нашего «мерседеса» мелькают опознавательные знаки армии Соединенных Штатов Америки. Меняя под покровом ночи место дислокации, они свернут с шоссе и пойдут по грунту, оставляя на земле ФРГ рубцы от протекторов, словно рубцы от ран на живом теле. До рассвета они скроются в лесах. Да, им нужно маскироваться. Маскироваться и от технических средств обнаружения, и от внимания общественности.

На новом месте, в лесу или на опушке, тщательно укрыв машины маскировочными сетями, расчеты пусковых установок немедленно введут в вычислительные комплексы смертоносного оружия программы полетных заданий. Каждая ракета имеет свою цель, «знает» маршрут полета до нее, который покроет за 8–12 минут после нажатия кнопки «пуск». Ракеты используют новый принцип наведения на цель: электронные устройства «опознают» рельеф, над которым пролетают, и довольно быстро находят предписанную заданием трассу движения. Отклонение не превышает сотни метров. Заряды боеголовок — ядерные, и оружие это очень опасное и грозное.

Я смотрю на зачехленные брезентом машины, деловито катящие по шоссе, и вдруг понимаю, что рядом со мной едет смерть. И кто знает, возможно, какая-нибудь из этих ракет предназначена для удара по Минску, Борисову, Жодино…

Странное чувство овладевает мною. Я встречаюсь с гражданами ФРГ, рассказываю о моей стране, о моем народе. Мы говорим о мире… И здесь же вижу эти ракеты…

Миролюбивая общественность Западной Европы не напрасно выступает против размещения подобного оружия на своей территории. Пусковую кнопку нажмут американские вояки, а ответный удар придется по тем, кто приютил эту смерть, кто позволил ей прятаться в своих лесах.

Неужели граждане ФРГ не понимают этого? Нет, понимают, и понимают многие. Один из них, Дитрих Китнер, писатель и артист, в своих своеобразных концертах-выступлениях раскрывает соотечественникам глаза на подлинные цели нахождения американцев на земле ФРГ. Он предупреждает, он взывает к памяти, он убеждает. Дитрих Китнер — коммунист. Ему тяжело. Но ежегодно после его концертов более трехсот человек пополняют ряды компартии Западной Германии.

Колонна осталась позади, водитель снова слился с машиной, а я вернулся в мыслях к прошлому. Вот так, сначала под покровом ночи, а потом и в открытую начинали двигаться колонны вермахта после прихода к власти фашистов.

Потом они прошли и по нашим дорогам. Через мой край шли на Москву отборные колонны фашистских головорезов, разрушая и уничтожая все на своем пути. Они шли через Зачистье, Хотюхово, Игрище, Холоняничи, Приямино, словно язвами, изуродовав воронками и окопами нашу землю.

Шли и через мое Белое.

Белое расположилось вдоль проселочной дороги, которая неторопливо стелется от деревни к деревне, выполняя извечное предназначение всех дорог — соединять людей. Рядом, всего лишь в километре, — второе Белое, но уже Борисовского района. В нем живут русские. Местные люди так и различают: Русское Белое и просто — Белое.

Старожилы Белого, наш сосед дед Артем и моя бабушка Ульяна, рассказывали, что свое название деревня получила из-за белых крыш. Когда-то очень давно здесь вокруг были сплошные болота, примыкавшие с одной стороны к Зеленой пуще, а с другой — к дремучему хвойному лесу, который тянется до теперешнего Березинского заповедника. Среди этого болотного массива был островок добротной земли, на котором и поселились люди, построив первые хаты. Лесу было достаточно, и поэтому крыши домов были покрыты светленькой белой дранкой. Первое, что видели люди, выходя лесными и болотными тропинками на опушку, были белые крыши. Вот так и вошло в жизнь название — Белое.