Сергей Есин - Дневник, 2004 год

Как всегда, там хорошо, по-домашнему, кормили. Был любимый Т. В. холодец. Она ест много, с аппетитом, и я отчетливо теперь вижу, чем питается энергетика. Все празднество Т. В. как бы взяла на себя — сама начинала, в процессе разговоров высказала много интересного, в частности, что видит Чехова как драматурга графического, что мысль у него прописана графически. Возникали цитаты. Под конец вечера, когда я выпил пару рюмочек, и Т. В. тоже, наверное, выпила немного, она сказала мне то, что и я мог бы ей сказать про себя: что, в общем, у нее ничего нет, ни базы, ни денег, ни особенно близких (я так это понял, может быть, не совсем правильно). Что все было поставлено на театр, на профессию. Опускаю некоторые моменты, связанные с ее личной жизнью, которые я, наверное, спровоцировал, так как начал рассказ о том, как впервые ее увидел, уезжая на автобусе от «Метрополя» — в Финляндию. А потом возникло какое-то, свойственное ей, как никакой другой актрисе, чудо. Она зацепилась за слово «верблюд» в каком-то из поздравительных посланий и мгновенно, во вдруг затаившем дыхание зале прочла стихотворение Цветаевой. Какая мощь, какая сила, какое понимание и даже добавление первоначального смысла! Здесь явная аналогия с нею, а я подумал, что и со мной.

Верблюд идет, на него все грузят и грузят, а он всё идет, пока вдруг не увидит далекие холмы Иерусалима… Приблизительно так.

13 сентября, понедельник. Вечером по телевизору — трансляция расширенного заседания правительства. Выступал Путин. Терроризм, который прижал Америку, достал и нас, мы наконец спохватились. Через терроризм мы поняли, что и другие стороны жизни начнут разваливаться из-за эгоистического стремления меньших взять большее. Путин практически предложил сделать то, что на опыте государства, именно нашего государства было очевидным уже много раз — централизация, назначение губернаторов, предложенная форма выбора Законодательным собранием по представлению президента (всё это довольно условно, это, как раньше, — выборы ректора по представлению министерства и ЦК КПСС, и выборы первого секретаря обкома по представлению Политбюро). Предложена в том числе новая система выборов, т. е. выборы партийным списком. Здесь я вижу только один смысл: по мажоритарным спискам проходило такое количество просто богатых людей, которые своими деньгами выколачивали себе депутатскую неприкосновенность, так что лучше уж свои дисциплинированные люди в партии, хотя и здесь тоже будет огромное количество купли-продажи и других некрасивых действий, что вообще свойственно демократии. Но эта демократия окажется тогда ближе к демократии управляемой, т. е. или к тоталитаризму, или к монархизму, что свойственно России.

Я представляю, какие по этому поводу поднимутся вопль, вой и стоны. Весьма, впрочем, справедливые. Но это всё будут стоны среднего интеллигентско-буржуазно-еврейского звена, которое во что бы то ни стало захочет в экономическом отношении забраться чуть повыше — через банк ли, в управлении ли или через общественную деятельность. Эти общественные крики, как и в прошедшие времена, так и в наше время, ни к чему хорошему не привели. Трудности же и особенности русского тоталитаризма (или монархизма) заключаются только в одном: в чьи руки попадет власть, какие приоритеты окажутся у первого властного лица. История показывает, что всё сразу, с оценкой по всем предметам на пятёрку, в стране сделать нельзя. При Брежневе не сажали, но возник развал в экономике, «застой»; при Сталине, силами врагов народа, и мнимых и настоящих (а настоящих, действительно, было много), построили великую державу и замечательную промышленность. Путин, пока у него не подросли дочери, пока они не обзавелись мужьями (а всем им нужны будут места, деньги и собственность), Путин — лучшая фигура нашего времени, в президенты в нашей стране надо брать людей с обостренной совестью и желательно без большой родни. Тоталитаризм у нас — это средство борьбы с главным нашим злом: с олигархией, с коррупцией: подтянем всё государство, смотришь — и эти господа уймутся.

14 сентября, вторник. Утром, до семинара, пришлось быстро, практически из ничего, творить «рейтинг» для «Независимой газеты». Вот его текст:

1. Персона: Выступление в «Вестях» Н. Д. Солженицыной, альтер-эго Александра Исаевича, редко появляющейся на телеэкране. Мысль та же самая, что и у В. В. Путина: доколе всё, включая собственные разрушительные амбиции, будем грузить на государство? Стыдно, господа! В качестве протестной ассоциации вспомнил выступления Боннэр, Алексеевой и Гербер.

2. Понравилось: До слез хороши и трогательны «Диверсанты», которых смотрю по утрам. И детектив, и приключения, и привычное по сериалам лицо Галкина, но другой тон, другое отношение к жизни. Начинаешь думать, что дело России не совсем проиграно.

3. Антиперсона: Как победу общественного мнения воспринял отмену «Большой стирки». Ан нет, появились «Пять вечеров» всё с тем же рыцарем банальности Малаховым. На этот раз его героями стали солист Нижегородской оперы Басков и звезда Краснодарского театра Волочкова. Последние её танцы, драматическую игру и талию мы только что видели в провалившемся сериале «Место под солнцем». Ну, а Басков — это, конечно, герой «сладкого романса», а не соперник Лаптева и Хворостовского. И, предупреждая планы телевидения: никакого Познера из Малахова не получится. Не то образование и не тот вкус, хотя страсти к сегодняшнему низкому образу жизни много.

Можно сказать, что получилось. Мой прошлый рейтинг газета напечатала без правки, но выкинула тот пункт, где я коснулся Дзасохова. Хитрый человек и неискренний. Полагаю, что это мнение всех, кто его когда-либо видел и слушал. Меня очень интересует, насколько, кстати, коснется предложенная Путиным система выборов первых лиц таких республик, как Киргизстан, Татарстан. Очень хотелось бы посмотреть на лицо Шаймиева в тот момент, когда он услышит об этой новации.

Днем, по расписанию (мне оно неудобно, но два года назад решили: первый курс — семинары в 10, второй — в 11, третий — еще позже), так вот, по этому расписанию, в 1 час начал свой семинар. Считается, что до часу ребята успеют макнуться в бассейне, который открывается в 8. 30. Не очень в это верю, но поэкспериментируем.

Сегодня в 11 часов должно было состояться выступление Бахыта Кинжеева. Это было написано на доске объявлений. Чуть опоздал, потому что подписывал что-то в кабинете, аудитория четвертого курса уже была полнёхонька. Собрали все поэтические семинары: семинар Чупринина, Рейна, Николаевой. Вошел я в аудиторию во время громогласного, как всегда, выступления Рейна, он как раз представлял поэта как поэта русского, но упомянул, что последний уже 22 года живет в Канаде. «У меня паспорт с московской пропиской. Смотрю на эту аудиторию и вижу, что пишущих в России больше, чем читающих». Так Кинжеев начал. Здоровый дядька, с густой, не очень опрятной бородой. Сидит впереди, мне, кстати, места не досталось, я прошел в самый конец аудитории в надежде найти стул. Кто-то из ребят в ожидании, что я откажусь, предложил мне сесть вместо себя, я просто сел на последний у стены стол. Кинжеев на встречу пришел, вооруженный портативным компьютером. Читал новые стихи. Называет, как Бродский, свои стихи стишками. Стихи однообразные, скучные, отчасти похожие на стихи Рейна, но без его уверенной силы. Что-то подобное мы в отделе жизни Советского Союза на зарубежном радио на спор фантазировали экспромтом минут по двадцать. Возникло в стихах же слово «рифмоплёт». За всем этим, как мне кажется, усталость и житейское понимание: надо писать. Горсть конфет из разных назывных образов и слов. Поэт-номинатор, в стихах много цитат с установкой на признанность культуры, а не на время и не на органическое, как у классиков, запоминание стихов. Кокетливо ощущает себя классиком: вдруг закурил в тесной и душной аудитории. Все его собственные знания и привычки, культурные символы заритмизированы. Зал выжидательно, без аплодисментов, молчал. М. б., в стихах Кинжеева установка на общую музыку? Она трагически не возникла. С белой, коротко стриженой бородой, с сигаретой в руке, в очках, спущенных на нос, кольцо с камнем на левой руке. Возле компьютера стоит бутылка нашего коньяка. Заговорил о китайском императоре Цинь Шихуанди. Все знающий и всюду побывавший мэтр говорит с несмышленышами. Я вспомнил музей терракотового войска в Сиани. Главная ошибка: это войско не было закопано, как утверждал поэт у подножия Великой китайской стены. Ой, как она далеко! Какое это насилие над культурными реалиями, имитация поэзии. Недостаточная филология педагогического института. Эти все фразы я выписываю из своей записной книжки. Строчки, как горошины при лущении стручков.